C МИРУ ПО НИТКЕ

В мире книжного бизнеса всегда существовало правило: сначала выходит книга в твердом переплете, примерно через год — в мягком. На протяжении многих десятилетий этот закон работал как часы, но новые условия рынка бумажных изданий приводят к тому, что даже фундаментальные устои дают сбой.

Под гнетом со стороны цифровых книг издатели стали искать новые способы продаж своей продукции. Одним из них стало ускорение выхода книг в мягком переплете. Сейчас некоторые издания выходят в нем порой менее чем через полгода, чем книги в твердом переплете.

Спустя всего лишь пять месяцев после появления в твердой обложке, на этой неделе в мягком переплете вышла книга «Болотная страна!» ( Swamplandia ) – дебютный роман Карен Рассел ( Karen Russell ).

«Жена тигра» ( The Tiger ’ s Wife ) – популярный литературный роман Ти Обрет ( T é a Obreht ), появился на прилавках книжных магазинах в твердой обложке в марте этого года. В мягкой обложке книга появится уже в октябре, то есть спустя всего лишь семь месяцев.

Сроки издания документальной литературы так же сократились. Тираж книги «У этих ребят есть все, что им нужно» ( Those Guys Have All the Fun ) авторов Джеймса Эндрю ( James Andrew ) и Тома Шэлес ( Tom Shales ), был распродан за два месяца после ее релиза 24 мая этого года. Но, даже не смотря на такую популярность, издатель планирует выпустить книгу в мягком переплете уже 1 декабря.

Издатели говорят, что они вынуждены издавать книгу в мягком переплете раньше, поскольку вместе с книгой в твердом переплете выходит и цифровая версия. Основное внимание покупателей сосредоточено именно на этих двух форматах: кто хочет немного сэкономить, тот выбирает цифровой формат. К моменту выхода книги в мягком переплете спрос значительно ослабевает.

Тенденция сокращения временного разрыва между контентом в разных форматах так же четко прослеживается в кинематографе. Раньше после выхода фильма в прокат приходилось ждать полгода, а то и больше, прежде чем появлялись DVD . Сегодня этот разрыв значительно сократился, и купить DVD можно буквально через неделю-две после того, как фильм вышел из проката.

«Мы ищем способы делать книг как можно больше. Чувствуем, что у книг в мягкой обложке есть свой покупатель, и хотим удовлетворить этот спрос как можно раньше. Мы больше не уверенны, что сегодняшний капризный покупатель будет ждать книгу в мягком переплете целый год. Поэтому стараемся сократить временной интервал между появлением книги в твердом и мягком переплете», — сказала Джейн фон Мерен ( Jane von Mehren ) из издательского дома Random House .

Будущее рынка популярной литературы в мягком переплете – один из самых обсуждаемых вопросов среди издателей. Которые полагают, что пришло время пересмотреть устои рынка, ведь фактически ничто не мешает сократить срок вывода на рынок книги в мягком переплете, необходимо только изменить дизайн обложки и продукт массового спроса готов.

«Мы полагаем, что роль издателя литературы в мягком переплете сводится к предоставлению контента для массового потребителя. Мы тщательно изучаем каждую книгу, и находим самый лучший момент для вывода на рынок издания в мягкой обложке», — рассказывает Энн Мессит ( Anne Messitte ), руководитель издательского дома Vintage , входящего в Random House . И добавиляет, что июль был выбран не случайно в качестве дебюта «Болотной страны!» в мягком переплете. Традиционно на этот месяц приходится так называемый сезон отпусков, и как следствие — растет спрос на подобную литературу.

«Пожалуй “Болотная страна!»” стала для нас одним из лучших изданий этим летом», — говорит Мессит о книге, повествующей о фантастических приключениях семьи, которой пришлось сражаться с аллигаторами и работать в тематическом парке «Болотная страна». Согласно данным Nielsen BookScan (отслеживает продажи 75% торговых точек), книга разошлась тиражом в 30 000 единиц.

Жизненный цикл издания книг в последнее время значительно ускорился. Книгам в твердом переплете отводится все меньше времени на то, чтобы доказать свою популярность, а ретейлеры стараются заменить их как можно быстрее.

«Электронные книги хорошо продаются после релиза книги в твердой обложке, но после появления издания в мягкой обложке всплеска интереса к цифровой литературе не наблюдается», – говорит Терри Адамс ( Terry Adams ), ответственный за издание книг в цифровом формате и мягкой обложке Little , Brown & Company .

Адамс говорит, что продажи в мягком переплете известного романа «Комната» ( Room ) Эммы Донахью ( Emma Donoghue ) стартовали не смотря на то, что продажи книги в твердом переплете еще не сошли на нет.

«Мы очень удачно подловили момент, для запуска книги в мягком переплете. Мы решили вывести ее на рынок, когда продажи романа в твердом переплете показывали весьма не плохие результаты. Но в нашем бизнесе важно поймать волну, а оказавшись на вершине, ты хочешь оставаться там так долго, как это только возможно. И должен сказать, что нам это удалось», — добавил он.

Электронные книги – еще одна причина, по которой издателям книг в мягком переплете лучше поторопиться. Разница в стоимости между книгой в твердом переплете и цифровым аналогом значительна. Как правило, книга в твердом переплете обходится в $25, в то время как цифровой текст стоит $13. Разница между книжкой в мягком переплете и цифровой версией не значительна, и составляет порядка $2. Поэтому многие издатели обеспокоены, будет ли ждать читатель книжку в мягком переплете или предпочтет сразу купить ее цифровой аналог?...

«Цифровые книги – весомая причина для издателей поторопиться с выпуском издания в мягком переплете. Капризному покупателю больше не зачем ждать дешевого бумажного аналога новинки. Все, что ему надо – просто загрузить цифровую версию. Я думаю, что конкуренция со стороны цифровой литературы вынудит издательские дома пересмотреть свои взгляды на сроки издания книг в мягком переплете», — сказала Карри Каниа ( Carrie Kania ), руководитель Harper Perennial .

Но подобных взглядов на рынке придерживаются далеко не все издательские дома. Некоторые по старинке полагают, что книга в мягкой обложке должна выходить на рынок не раньше, чем через год после дебютирования «твердого» издания. Таким образом, пока продажи твердого переплета идут на должном уровне, издатели притормаживают разработку и выпуск более дешевого аналога. Хорошим примером этой тенденции может служить третья книга из серии «Милениум» — «Девочка, разворошившая осиное гнездо» (автор Стига Ларсона ( Stieg Larsson )). Книга вышла более года назад, а издательских дом до сих пор не напечатал ее в мягкой обложке. И это, даже не смотря на необычайную популярность издания: с момента появления на рынке издание в твердой обложке разошлось тиражом в 2,5 млн копий. Кроме того, было продано более 1,1 млн цифровых версий.

Похожих взглядов придерживается и Лесли Гелбман ( Leslie Gelbman ), президент издательского дома Penguin Group . В качестве примера она приводит успех такой книги как «Помощь» ( The Help ), которой удалось в течение 103-х недель удерживать почетное звание бестселлера. Подобный успех Гелбман объясняет политикой издательского дома, который на протяжении двух лет затягивал выпуск книги в мягком переплете. «Мы просто не могли себе позволить запуск книги в мягком переплете, когда продажи дорогого аналога шли неплохо», — добавила она.

Тем не менее, как говорят владельцы книжных магазинов, читатели любят книги в мягком переплете.

«Покупатели радуются, когда узнают, что скоро появится книга в мягком переплете. Если у бумажных книг и есть будущее, то останутся только книги в мягком переплете», — говорит Питер Аарон ( Peter Aaron ), владелец независимого книжного магазина в Сиэтле.

Источник

От редакции. В больших и малых городах России попадаются такие удивительные люди, которые без всякого административного принуждения долго тянут какие-то «гуманитарные проекты». Иногда такие проекты превращаются в небольшой бизнес. Иногда – остаются целиком спонсорскими. Десять лет назад Константин Костюк вернулся в Россию из Германии (а мог бы, кстати, этого и не делать!), имея за спиной уже прекрасную монографию о русской религиозной философии, написанную и изданную по-немецки. В начале нулевых он выпустил первые коллекции русской и мировой философской классики на CD под лейблом «Директмедиа Паблишинг». Прошло десять лет и Директмедиа Константина Костюка все еще на рынке. Если, конечно, все это можно назвать «рынком». Об этом рынке с К. Костюком побеседовала корреспондент РЖ.



Русский журнал: Как выглядит ваш рынок? Кто ваш читатель?


Константин Костюк: Наше издательство охватывает три рынка. Первый — издания на CD. У нас около 400 мультимедийных дисков, на этом рынке мы сделали себе имя, но сейчас он стремительно теряет в популярности. Второй рынок связан с онлайн-технологиями. По новейшим образовательным стандартам каждый вуз подключен к электронно-библиотечной системе, которая предоставляет необходимую научно-образовательную литературу. Здесь другая аудитория: ученые, преподаватели, студенты. Мы активно участвуем в формировании ресурса для вузов, создании единого информационного пространства.

Однако мы выживаем не столько за счет электронного формата, сколько находя новые возможности работы с бумажной книгой. Сейчас быстро растет рынок партворков, коллекционных журналов. Для книжной индустрии у них фантастические тиражи: если обычный альбом выходит тиражом в 2-3 тысячи, в формате партворка он может иметь тираж 200-300 тысяч. Выпуски распространяются через крупнейшие СМИ, имеющих общенациональную аудиторию. Соответственно, читатель самый разнообразный.


РЖ: Существует ли отклик со стороны публики на подобную продукцию?


К.К.: Это безусловно коммерческий проект. И он показывает, что массовая аудитория интересуется не только слухами из жизни селебритис. Есть широкие круги, которых интересует история, архитектура, история искусства.


РЖ: Как происходит оцифровка архивов?


К.К.: По классической схеме мы выбирали интересную тему, с экспертами отбирали необходимую литературу, очищали авторские права и оцифровывали. Сейчас у нас другая форма работы: мы заключаем договора с издательствами и становимся дистрибьюторами лицензионного контента.


РЖ: Понятие электронной библиотеки очень размыто. Чем отличается электронная библиотека от ЭБС (электронно-библиотечной системы)?


К.К.: Библиотекой можно назвать все. Понятие электронной библиотеки широкое, потому что оно обозначает практически всю индустрию. Когда мы начинали работать с CD, вся наша серия называлась «электронная библиотека «Директмедиа». Сейчас «электронная библиотека» — это обозначение формата и типа контента. Наверно, в будущем будет какая-то дифференциация. Как пример, понятие ЭБС, оно сначала всех запутало, но потом мы поняли, что электронно-библиотечная система ориентирована на корпоративного пользователя, сферу образования.


РЖ: Каковы особенности развития электронных библиотек за рубежом?


К.К.: В Европе ситуация на несколько шагов впереди, она сильно облегчается тем, что пираты не доминируют на рынке. Но издательская деятельность так же поделена на две сферы: массовая литература и специализированная, причем в сфере образовательно-научного контента работают традиционные издательства с именем. Российские же издатели не спешат вступать на рынок электронного книгоиздания. Движемся тем же путем, что и Европа, но со своими особенностями.


РЖ: Почему начинают угасать проекты с именем, вроде «Гутенберга»?


К.К.: Это связано с копирайтом. Всю эту сферу определяет коммерческий сектор, первую скрипку играют крупные издательства. «Гутенберг» — проект из того времени, когда интернет только набирал популярность, он охватывал очень небольшой сегмент. То же самое было с библиотекой Мошкова: до определенной стадии он был номер один, потом столкнулся с проблемой авторских прав.


РЖ: На рынке несомненно существует перевес в сторону гуманитарных наук, находит ли своего издателя техническая литература?


К.К.: Что касается цифрового контента, культурное наследие имеет ценность именно в гуманитарной сфере. Все крупные библиотечные проекты ориентированы на религиозную, историческую литературу. Две трети студентов — это гуманитарии, соответственно, две трети рынка коммерческой литературы — это гуманитарная литература. Русскоязычный рынок завязан на гуманитарную литературу, техническая литература преимущественно издается на английском языке. Рынок наукоемкой литературы маленький и узкоспециализированный и поэтому пиратство бьет по нему больнее. Тем не менее, это литература высокого спроса.


РЖ: Окупается ли электронное книгоиздательство? Как привлекаются инвестиции?


К.К.: Сначала мы использовали немецкие инвестиции, а дальше развивались в своем ключе. На данный момент уже вышли из инвестиционной фазы, наш бизнес окупается. Новым проектам приходится тяжело, потому что пиратский рынок сильно корректирует условия. В большинстве своем эти проекты не окупаются, потому что перевод книжного рынка в электронный формат требует очень серьезных вложений. Но у нас сформировалось несколько сильных игроков, рынок в целом определен в своих контурах.


РЖ: Получаете ли вы поддержку со стороны государства?


К.К.: Раньше, когда создавали цифровые коллекции на CD, мы участвовали в традиционной издательской деятельности, получали гранты. Сейчас для нас роль государства заключается в том, что оно устанавливает правила. В свое время библиотеки свободно оцифровывали авторские массивы, невзирая на авторские права. Конечно, в таких условия никакой издатель не встанет на ноги. Сейчас ведется работа с законодательством, авторские нарушения преследуются, появляются новые инициативы в этой области, ведутся дискуссии. И конечно, наши основные клиенты — государственные учреждения: вузы, школы, библиотеки.


РЖ: С чем связаны основные трудности?


К.К.: Основные трудности связаны со сложностью приобретения авторских прав. Хотя издательства страдают от падения тиражей, они с неохотой смотрят на наш маленький, становящийся рынок и никак не способствуют его развитию. Приходится бороться с их инерцией, проявлять инициативу, чтобы рынок стабилизировался.

Приходится бороться и с пиратами. Мы можем только противопоставлять им наше доброе имя и качество продукта и рассчитывать на честность пользователей. «Честными пользователями» для нас являются юридические лица, корпоративные подписчики. Хочется надеяться, что цивилизованный читатель возьмет верх.


РЖ: Возможен ли симбиоз между правообладателями и пиратами?


К.К.: На первых порах возможны переходные форматы, например, у Либрусека уже есть договоренности, они что-то не выкладывают, просят месячный абонемент. Но те деньги, которые они собирают, не могут прийти к автору. Структура рынка меняется, уже сейчас существуют варианты, когда авторы хотят не коммерческого использования, а просто распространения информации, так называемый копилефт.

Сейчас мы работаем совместно с консорциумом «Контекстум», ориентированным на образовательную среду. Это целая технология лицензирования авторских прав, благодаря которой ВУЗы получают совершенно легальную возможность выйти на некоммерческий рынок. Тем не менее, даже на открытом рынке должно быть лицензирование. Это взаимодействие копирайт и копилефт — та модель, которая ждет нас в будущем, мы активно участвуем в ее становлении. Как один из ведущих игроков рынка, «Директмедиа» участвует в конференциях, выставках, работает с библиотечным сообществом.


РЖ: Мешают ли электронные копии бумажным? Как отражается на тиражах переход на электронный формат?


К.К.: Сегодняшний читатель отказывается от приверженности сугубо к бумажным книгам. Если пользователю нужно пролистать книгу, он приобретает электронную версию, если это любимая книга, которую хочется поставить на полку — вот бумажная книга. То же самое с издателем: если раньше он мыслил только категорией тиража, то сейчас издатель мыслит категорией формата. Он просто издает книгу, а она может существовать в электронном формате и печататься по технологии Print on demand [«Печать по требованию» — издательская технология, при которой новые экземпляры книги печатаются только тогда, когда поступает соответствующий запрос от покупателя].


РЖ: В какую сторону будет двигаться электронное книгоиздание? Как можно привлечь современного читателя, используя цифровые технологии?


Мультимедийный образовательный контент, утратив почву в виде компакт-дисков, ищет, как ему жить в интернет-среде. Мы работаем с таким интерактивным контентом. На нашем сайте можно, купив абонентский доступ, заходить удаленно в медиатеку и работать с ней в современном формате. У нас сформировался самый крупный в Рунете ресурс после Википедии — около полумиллиона статей. Будем предоставлять книги и на мобильные устройства.

Беседовала Катя Поличенкова

Источник

Компания AirOn сообщила о намерении к новому учебному году выпустить в Украине электронный учебник. Данная электронная книга будет содержать в себе учебный материал для учащихся 5-12 классов по всем предметным направлениям, а также учебные пособия для студентов 1-2 курсов высших учебных заведений Украины. Весь учебный контент подобран по методическим рекомендациям Министерства образования и науки Украины для учащихся в средних школах и содержит в себе как тексты, так и графические изображения, аудиозаписи и тематические словари. Электронный учебник создан на основе электронной книги AirBook Liber.



Электронная книга AirBook Liber оснащается 6-дюймовым E-ink дисплеем с разрешением 600x800 точек, способным отображать 16 градаций серого цвета. В устройстве содержится процессор ARM9, 64 МБ оперативной памяти, 2 ГБ встроенной флэш-памяти и слот для карт памяти форматов SD и MMC. Также в наличии имеется порт miniUSB и 3,5-миллиметровый звуковой разъем для подключения наушников. В данной модели используется литий-полимерный аккумулятор емкостью 1700 мАч, который способен обеспечить автономную работу на протяжении 3 месяцев или для просмотра 10 тыс страниц. Устройство имеет размеры 180x126x9,5 мм при массе 224 г. Электронная книга AirBook Liber работает под управлением операционной системы Linux 2.6. Она поддерживает возможность работы с текстовыми файлами pdf, chm, epub, txt, htm, html, rtf, pdb, djvu, djv, iw44, iw4, fb2, oeb, prc, mobi, tcr, opf; файлами изображений jpeg, jpg, gif, bmp, png, tif; звуковыми файлами MP3. Также поддерживаются функции управления файлами (копировать, вставить, удалить, переместить, создать папку) и возможность поиска (по ключевым словам, названию книги, имени автора).

Ожидается, что электронный учебник AirOn AirBook Liber поступит в продажу в августе этого года по рекомендованной розничной цене около 1600 грн (5,7 тыс. руб.).

Источник

Вот тебе и «культурная столица»…

Алексея Иванова «переманили» из Перми в Екатеринбург. Писатель разработает мегапроект для Свердловской области

5 августа, министр культуры и туризма Свердловской области Алексей Бадаев подписал контракт с известным российским писателем, уроженцем Перми Алексеем Ивановым по созданию туристического проекта «Железный пояс Урала». Как сообщили «URA.Ru» в пресс-службе минкульта, в основе концепции развития внутреннего и въездного туризма на Среднем Урале, к разработке которой Иванов подключился в прошлом году, лежит идея «горнозаводской цивилизации».



«Любая цивилизация, прежде всего, выражается в своём типе города. На Урале это тип горного завода: селение, в центре которого пруд, под плотиной – завод, а вокруг на холмах – дома. Таких селений нет больше нигде в мире», – уверен писатель. На Урале около 260 горных заводов, все они представляли огромный промышленный комплекс посреди аграрной страны. Алексей Иванов считает необходимым переосмыслить историю и судьбу уральских заводов в контексте XXI века, а чтобы эта огромная сеть ожила – организовать туристический поток, который будет представлять не только отдельные достопримечательности, а весь Урал, как цельный цивилизационный феномен.


«В России есть аналоги: «Золотое кольцо», которое представляет цивилизацию Древней Руси, и маршрут «Северное Ожерелье», представляющий феномен северной России и Поморья. Урал нуждается в таком же маршруте – в «Железном поясе», — говорит Алексей Иванов.


Работа над проектом будет вестись сразу по нескольким темам. Основными направлениями станут горные заводы, исторические рудники, заводчики, торговые и культурные центры, исторические дороги и крепости и быт предков. Наработанные за время экспедиции материалы лягут в основу серии фотоальбомов и тематических путеводителей. В рамках работы запланированы несколько экспедиций общим объемом примерно 100 дней. По плану писатель должен будет побывать в Верхотурье, Нижнем Тагиле, Екатеринбурге и его окрестностях, Алапаевске, Ирбите и других территориях. Экспедиции будут проходить в течение года.


Отметим, что в марте прошлого года «Первый канал» показал фильм об Урале «Хребет России», который в соавторстве делали Алексей Иванов, тележурналист Леонид Парфенов и продюсер Юлия Зайцева. В четырехсерийной ленте, посвященной истории Урала, рассказывалось о Свердловской, Челябинской областях и Пермском крае.


Добавим также, что Алексей Иванов живет и работает в Перми. Но с пермскими краевыми властями отношения у писателя не складываются. Дело в том, что Иванов не разделяет культурную политику, внедряемую в Прикамье, одним из идеологов которой является галерист Марат Гельман. Одно из особенностей данной политики является привлечение в Прикамье деятелей культуры и искусства из других регионов и стран. Между тем, Иванов считает, что, прежде всего, надо развивать и поддерживать местную культуру.


Источник

Русский Гамлет. Павел I, отвергнутый император

Отрывки из книги

В издательстве «АСТ-Пресс» вышла книга «Русский Гамлет. Павел I, отвергнутый император». В ней Елена Хорватова, автор многих интереснейших публикаций по русской истории, представляет новый взгляд на Павла I, опровергая устоявшиеся стереотипы и сложившиеся мифы. «Частный корреспондент» публикует отрывки из книги, любезно предоставленные издательством.




Предисловие

Император Павел I — одна из самых загадочных и трагических фигур на российском престоле. К редким правителям относились настолько предвзято, редко о ком судили лишь на основании сплетен и домыслов, не делая даже попыток задуматься об истинных мотивах его поступков, и редкие персоны столь высокого уровня так долго были окружены завесой тайны. И супруга Павла Петровича (вторая супруга, если быть точным) Мария Фёдоровна — поистине забытая императрица. Даже знатоки отечественной истории мало могут рассказать об этой женщине. Какая-то блёклая тень за спиной нервного, эксцентричного мужа, плохо владевшего своими эмоциями, — вот широко распространённое мнение. Не зная о подлинной роли императрицы Марии в политике, придворной жизни, интригах дома Романовых, многие отказывают ей в уме, ярких страстях, силе личности.

Заштатная немецкая принцесска, взятая из милости в супруги овдовевшего наследника российского престола... Какие у неё были интересы? Рожать детей, чтобы обеспечить продолжение царственного рода, да угождать тем, от кого зависит её жизнь, — сперва всесильной свекрови, императрице Екатерине II, потом мужу, характер которого с годами становился всё более и более сложным. Между тем Мария Фёдоровна, или, как звали её в девичестве, София Доротея Августа Вюртембергская, была неординарной личностью — красавица, интеллектуалка, она обладала тонким умом, отличалась дипломатическими способностями, собственными представлениями о благе России и нередко держала в своих руках тайные нити, заставлявшие поток истории менять своё привычное русло.

Связывала ли Павла и Марию любовь? Без сомнения. Но как всякое долгое чувство, их любовь переживала взлёты и падения, а порой и измены. Однако эта любовь сохранилась вопреки всему и теплилась даже в последние, трагические дни царствования и самой жизни императора Павла.

Александр Сергеевич Пушкин называл Павла I «романтическим императором» и собирался написать историю его царствования. Александру Герцену принадлежит ещё более яркое определение: «коронованный Дон Кихот». Лев Толстой говорил о Павле в одном из личных писем: «Я нашёл своего исторического героя. И ежели бы Бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал написать его историю». К сожалению, эти замыслы так и не были реализованы. А ведь внимательный и непредвзятый взгляд на события жизни и царствования императора Павла мог изменить отношение к этому человеку и открыть такие страницы истории, которые остались неведомыми до наших дней...

Глава первая

Император Павел родился в семье наследника российского престола великого князя Петра Фёдоровича, внука Петра I, и Ангальт-Цербстской принцессы Софии Августы Фредерики. В 1745 году, незадолго до свадьбы, София Августа Фредерика приняла православие и получила имя Екатерины Алексеевны. Династический брак, построенный на сомнительных выгодах, изначально был обречён стать несчастливым, так что семьёй союз этих двух людей назвать было сложно. По словам известного историка В.О. Ключевского, юная Екатерина ехала в Россию с мечтами о российской короне, а не о семейном счастье: «Она решила, что для осуществления честолюбивой мечты, глубоко запавшей ей в душу, ей необходимо всем нравиться, прежде всего императрице, мужу и народу». Поэтому молодая жена наследника старалась никому не перечить, никак не проявлять свой честолюбивый характер и демонстрировала лишь покорность и доброжелательность. Екатерина и сама подтверждала это в воспоминаниях. «Не могу сказать, что он мне нравился или не нравился, — писала она о муже, Петре III, — я умела только повиноваться. Дело матери было выдать меня замуж. Но по правде я думаю, что русская корона больше мне нравилась, нежели его особа... Никогда мы не говорили между собой на языке любви: не мне было начинать этот разговор».

В первые годы своего пребывания в России Екатерина жила под строгим контролем и не имела влияния ни на политические события, ни на придворные интриги. Одинокая, нелюбимая, лишённая близких и друзей, она находила утешение в книгах. Тацит, Вольтер, Монтескье стали её любимыми авторами.

Отношения с мужем, несмотря на все её старания, не сложились: грубый и невежественный, великий князь Пётр всячески унижал и оскорблял её. Рождение в 1754 году сына Павла не внесло никаких изменений в их семейную жизнь. По приказу императрицы Елизаветы Петровны у Екатерины сразу отобрали новорождённого сына — государыня, как двоюродная бабушка, пожелала сама заняться воспитанием мальчика.

Роды и все последующие события остались одним из самых горьких воспоминаний Екатерины. Едва родившийся мальчик, обмытый и запелёнутый, оказался в руках Елизаветы Петровны, торжественно возложившей на младенца орден Андрея Первозванного на голубой муаровой ленте. Матери малыша толком не показали. Императрица, великий князь и присутствовавшие при родах придворные тут же удалились, чтобы предъявить новорождённого великого князя представителям высшего общества, заполнившим залы дворца. Роженицу, нуждавшуюся в помощи, просто забыли, бросив в холодной и сырой комнате. С ней оставалась лишь одна придворная дама, довольно чёрствая особа, которая слишком подобострастно относилась к императрице, чтобы проявить хоть каплю самостоятельности в отношении несчастной Екатерины. Молодая мать потеряла много крови, ослабела, мучилась от жажды, но никому не было до этого дела. «Я оставалась лежать на ужасно неудобном ложе, — вспоминала Екатерина. — Я сильно вспотела и умоляла мадам Владиславлеву переменить постельное бельё и помочь мне перебраться на кровать. Она ответила, что не осмеливается сделать это без разрешения».

Три часа слабеющая роженица мучилась в постели, промокшей от крови и пота, под тонким колючим покрывалом, не защищавшим от пронизывающего холода. Её бил озноб, пересохшие губы растрескались, а язык еле ворочался во рту, когда в дверь случайно заглянула статс-дама Шувалова.

— Батюшки-светы! — воскликнула она. — Так ведь и помереть недолго!

Возле Екатерины появились служанки с тёплой водой и чистым бельём, началась суета... Но великая княгиня успела тяжело простудиться, несколько дней находилась между жизнью и смертью и даже не смогла присутствовать на крещении сына. Имя мальчику выбрала Елизавета Петровна. Впрочем, она так и не собиралась ни с кем советоваться ни по поводу имени, ни по поводу воспитания мальчика, объявив родителям, что сын принадлежит не им, а государству Российскому.

Через неделю после родов Екатерина получила от императрицы пакет с подарками. В нём были ожерелье, серёжки, пара колечек и чек на сто тысяч рублей. Сумма показалась неизбалованной принцессе фантастической, но Екатерину ни деньги, ни драгоценности не радовали. Она уже поняла, что, произведя на свет наследника, выполнила свою основную миссию и стала никому не нужна; теперь её в любой момент могут сбросить со счетов...

Детство Павла было очень грустным, сиротским, хотя и протекало в роскоши царских дворцов. Родительской любви он не знал. Отец не особенно интересовался жизнью сына, а с матерью Павел был разлучён. Своих детей Елизавета Петровна не имела, по крайней мере официальных детей, воспитанием которых занималась бы сама (о незаконнорождённых детях императрицы ходили самые разнообразные слухи). Представления о том, как именно следует растить младенцев, у неё были весьма приблизительные. Но Елизавета увлечённо занялась игрой с живой куклой, бывшей её внучатым племянником. Люди, приставленные к маленькому Павлу для ухода, главной задачей считали исполнение всех указаний, распоряжений, капризов и прихотей императрицы, не рассуждая и даже не задумываясь, во благо ребёнку это пойдёт или во зло. Елизавета Петровна как-то обмолвилась, что мальчика, во избежание простуд, надо бы потеплее укутывать. Несчастный младенец лежал в хорошо натопленной комнате, наряженный в кучу одёжек и чепцов, туго спелёнатый, укрытый толстым стёганым одеялом на вате и ещё одним, парчовым, подбитым мехом чернобурых лисиц... Он обливался потом, плакал и задыхался от жары, не в силах шевельнуть ни ручкой, ни ножкой.

Екатерина, которую к сыну пускали редко, по особым случаям, с ужасом вспоминала эту картину и именно таким «тепличным» воспитанием объясняла дальнейшую склонность Павла к простудам от малейшего сквозняка. К просьбам родной матери снять с малыша хотя бы меха и распеленать его никто не прислушался. Разве слуги решились бы нарушить приказ императрицы, чтобы угодить немецкой выскочке Екатерине, из милости взятой к русскому двору?

Так всё и шло. Если Елизавета Петровна, занятая очередным празднеством, забывала распорядиться, чтобы ребёнка покормили, Павел оставался голодным. Но если уж поступало распоряжение накормить мальчика, его пичкали едой до отвала и сильно перекармливали. Если не поступало высочайшее указание вынести Павла на прогулку, он сидел в духоте, без свежего воздуха.

Учить его начали в четыре года — слишком рано для такого малыша. Государыня не задумывалась, что это большое напряжение для неокрепшей детской психики может впоследствии привести к нервному расстройству. Елизавете показалось, что уже пора, ведь в четыре года мальчик был довольно смышлёным. Вот она и распорядилась между делом — обучать грамоте и другим предметам великого князя Павла Петровича, пусть растёт образованным. С тех пор Павел всё детство только тем и занимался, что усваивал разнообразные науки.

Учителям пришлось проявить немало смекалки, чтобы их маленький ученик смог одолеть учение. Например, буквы алфавита написали на спинах игрушечных солдатиков, и Павел должен был строить своё войско таким образом, чтобы получались слова, а потом и фразы. Это была учёба, но одновременно и игра, что примиряло малыша с жизнью. Между тем живая игрушка стала надоедать государыне.

Чем старше становился Павел, тем менее забавным он казался. Его переселили из покоев Елизаветы Петровны в отдельный флигель. Посещения императрицей великого князя Павла становились всё реже и реже. Мальчик был предоставлен лишь нянькам и воспитателям. Отторгнутая от ребёнка мать тосковала, страдала, но даже страдания открыто демонстрировать ей было запрещено. В результате её чувства к сыну, запертые в каком-то дальнем уголке сознания, остыли и как-то поблёкли. Невозможность каждодневного общения лишила их настоящей теплоты и сердечности.

В 1761 году после кончины императрицы Елизаветы Петровны и восшествия на престол Петра III положение Екатерины при дворе не просто ухудшилось, а стало опасным. Муж не скрывал своей ненависти к ней и открыто жил с любовницей. Вопрос развода и последующей отправки опальной жены в монастырь был практически решён. Да и к сыну у Петра никаких тёплых чувств не было, хотя императрица Елизавета перед смертью взяла с племянника слово любить маленького Павла. Но Пётр III не желал признавать сына своим наследником, и даже в манифесте о восшествии на престол в нарушение всех традиций не упомянул его имени.

Однако положение Петра III было не таким уж прочным: новый император, неумело делавший первые шаги на государственном поприще, раздражал высшие круги и армию. У него почти не было искренних приверженцев. Екатерина, чутко ловившая мельчайшие изменения в настроениях при дворе, поняла, что судьба даёт ей шанс на перемену участи. У неё тут же появились другие заботы, кроме ущербного материнства, — политические интриги, подготовка переворота, отрешение мужа от власти, а потом и физическое устранение его с исторической арены... Поначалу она рассчитывала лишь отстоять интересы, свои и своего сына, но борьба за власть так увлекла её, что первоначальные цели в процессе этой борьбы забылись.

28 июня 1762 года Екатерина при помощи гвардейских полков, возглавляемых братьями Алексеем и Григорием Орловыми, совершила государственный переворот, сосредоточив власть в своих руках. Пётр III был низложен, помещён под домашний арест в безлюдном загородном имении и вскоре убит сторонниками новой владычицы России.

22 сентября 1762 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась церемония коронации императрицы Екатерины II. Павел во время этих событий был восьмилетним ребёнком, и его интересы, в том числе в сфере престолонаследия, никто не учитывал, хотя именно он должен был стать преемником своего отца на престоле. Ведь у законного государя Петра III (как бы ни относились к его личности подданные, но царский венец Елизавета передала именно ему) был законный наследник, цесаревич Павел Петрович.

Вдовствующая императрица Екатерина (вдовство которой, как все понимали, было устроено её собственным тщанием) в лучшем случае могла стать регентшей при малолетнем сыне и править до совершеннолетия Павла. Но восемнадцатое столетие было веком авантюристов...

В.О. Ключевский отметил: «Июньский переворот 1762 года сделал Екатерину II самодержавной русской императрицей. С самого начала XVIII века носителями верховной власти у нас были люди либо необычайные, как Пётр Великий, либо случайные, каковы были его преемники и преемницы, даже те из них, кого назначала на престол в силу закона Петра I предыдущая случайность, как это было... с Петром III. Екатерина II замыкает собою ряд этих исключительных явлений нашего не во всём упорядоченного XVIII века: она была последней случайностью на русском престоле и провела продолжительное и необычайное царствование, создала целую эпоху в нашей истории».

Павел в 1762 году по малолетству не мог осознать происходившее в его семье и государстве. Но со временем он ещё не раз вернётся к этим событиям в мыслях. И чем старше Павел будет становиться и чем больше будет узнавать о недавнем прошлом, тем глубже пойдёт надлом в его душе...

Существовала версия, что Павел вовсе не был сыном Петра III. Отцом мальчика якобы стал Сергей Салтыков, «утешивший» великую княгиню Екатерину, когда супруг демонстрировал ей полное пренебрежение. Известный исторический анекдот (который вполне мог быть и реальным фактом) рассказывает, что правнук Павла I император Александр III озаботился вопросом собственного происхождения и пригласил к себе видных историков, чтобы внести в дело ясность.

— Как вы полагаете, господа, — обратился он к учёным мужам, — мог ли отцом Павла I оказаться Салтыков?

— Без сомнения, ваше величество, — ответил один из историков. — Ведь государыня Екатерина сама намекает на это в своих воспоминаниях. Да что там намекает, попросту говорит, что её муж был не способен к исполнению супружеского долга... Значит, отец Павла — Салтыков.

— Слава Богу, — перекрестился император Александр, — значит, в нас есть русская кровь!1

— Ваше величество, я с этим совершенно не согласен, — возразил другой учёный, знаток XVIII века. — Сравните портреты Петра III и Павла I. Фамильное сходство просто бросается в глаза. Совершенно очевидно, что Павел — сын своего отца. А Екатерина, в силу исторических обстоятельств, была заинтересована всячески порочить свергнутого мужа, чтобы доказать его никчёмность. Простите великодушно, но она возвела на Петра клевету!

— Слава Богу, — перекрестился император, — значит, мы законные!

<…>

Глава тридцать седьмая

Когда пробил роковой час, толпа пьяных гвардейцев под предводительством Николая и Платона Зубовых, подстрекая друг друга, направилась в спальню императора.

Практически он был обречён — о том, чтобы сохранить государю жизнь, заговорщики уже не помышляли. Пушкин писал о Павле и событиях роковой ночи в Михайловском замке:


Он видит: в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх...
Но Павел не увидел, а скорее почувствовал их приближение, может быть, услышал топот сапог, звон шпор и голоса, беспардонно орущие в покоях императора, когда он почивает. В полупустых залах нового замка звуки разносились далеко... Самые страшные кошмары Павла становились явью. Он боялся смерти, но был внутренне готов к тому, что это случится, даже ждал развязки, но... как оказалось, так и не сумел предпринять должных мер для своей защиты.

Шаги всё ближе. Бежать? Куда? Навстречу убийцам? Это лишь ускорит развязку. В смежную спальню к императрице? Он сам запер дверь, и ключ в суматохе не скоро найдёшь... По тайной лестнице в верхние покои к Аннушке? Не было туда входа прямо из спальни, дверка на лестницу слишком далеко, а враги — близко, отрезали путь... И ни одного верного человека рядом. Не всё предусмотрел император. Замок выдержал бы осаду повстанцев, из его пушек можно было расстреливать отряды противника на дальних подступах, но вот оказаться в собственной спальне один на один с толпой, жаждавшей его смерти, Павел никак не рассчитывал. И всё же не хотелось верить, что это — конец. Может быть, остался хотя бы один крошечный шанс на спасение?

Павел вскочил со своего ложа (это была узкая раскладная походная кровать, под которой не спрячешься) и заметался по спальне. Где укрыться? Таких мест почти не было, вот разве что за ширмой... Укрытие ненадёжное, да вдруг случится чудо и его не найдут? Он забежал за изящную невысокую ширмочку, стоявшую у камина, пригнулся и затих, стараясь почти не дышать.

В комнату ворвались заговорщики. Первым в дверь проскочил Платон Зубов. Проскочил и тут же попятился — в его душе было больше страха и неуверенности, чем решимости. Шедший за ним Беннигсен снова втолкнул бывшего царицыного фаворита в спальню Павла Петровича. Зубов увидел, что постель пуста и императора нигде нет. Если Павел свыкся с мыслью, что на него могут напасть убийцы, то Платон Зубов со своей стороны также был внутренне готов к тому, что ничего из затеи с переворотом не получится и придётся за всё отвечать. Однако Зубов старался не показать собственного страха другим. Выругавшись, Платон небрежно бросил по-французски:

— Птичка улетела!

Обыскивать покои императора ему было страшно, хотелось поскорее сбежать, тогда, может статься, всё ещё обойдётся... Если бы все заговорщики были похожи на Зубова, у Павла Петровича и вправду появился бы шанс уцелеть. Даже жалкая ширма могла спасти ему жизнь. Но другие были настроены идти до конца. Среди них имелось немало боевых офицеров, с военным опытом, отличным от того, каким обладал Зубов, получавший свои чины в спальне Екатерины. Хладнокровный Беннигсен сразу догадался, где тут можно спрятаться, и отшвырнул ширму в сторону. Император в ночной сорочке и колпаке предстал перед заговорщиками.

— Voila2! — воскликнул Беннигсен.

Несмотря на большое количество участников убийства, единой картины происходящего они в своих воспоминаниях так и не дали. Их рассказы о том, как убивали Павла, в деталях сильно различаются. Кто именно сказал: «Государь, вы арестованы!» — Платон Зубов или Беннигсен? Кто предложил не ограничиваться арестом, а немедленно убить Павла Петровича? Кто нанёс тот знаменитый роковой удар табакеркой в висок императора? Кто душил его шарфом и откуда взялся этот шарф? Одни утверждали, что его снял с шеи кто-то из гвардейцев (но гвардейский мундир не допускал ношения никаких легкомысленных шарфиков), другим показалось, что шарф сняли со спинки кровати Павла (хотя у раскладушки не было спинки, да и шарф — неуместный предмет в спальне и вообще в гардеробе императора, не признававшего подобных излишеств)... Все реконструкции преступления сходятся в целом, но отличаются в мелких деталях. Наверное, эти детали для конечной развязки не так уж и важны. Пойти на убийство был готов каждый из ворвавшихся в спальню, просто кто-то из них оказался ловчей.

Заговорщики были сами не свои от ужаса и алкогольных паров и позже просто не смогли достоверно рассказать о том, что пережили в состоянии нервного исступления; к тому же каждый пытался как можно благороднее изобразить самого себя в этой драме... К примеру, Беннигсен вспоминал, как часть заговорщиков до смерти перепугала своих же товарищей: «В этот момент шумно вошли в прихожую другие офицеры, которые заблудились в покоях дворца; шум, произведённый ими, напугал находившихся вместе со мною в спальне. Они думали, что стража приходит царю на помощь, и бежали, чтобы спастись, по лестнице. Я остался с царём один и своею решительностью и шпагой не давал ему шевельнуться. Мои беглецы между тем встретились со своими союзниками и вернулись в комнату Павла; произошла страшная толкотня, так что ширмы упали на лампу, которая потухла. Я вышел, чтобы принести огня из другой комнаты; в этот короткий промежуток времени Павла не стало».

В этих нескольких фразах так много всего — и панический страх заговорщиков, и их неумение договориться хотя бы друг с другом и вести себя достойно, и желание Беннигсена любой ценой «отмыться» от обвинений в пролитой крови и одновременно подчеркнуть собственную важную роль в перевороте. Ведь именно он со своей шпагой, по собственному признанию, сделал всё, чтобы дело приняло самый плохой оборот. Так какая разница — наносил ли он удары императору в числе непосредственных убийц, а потом ожесточённо топтал и пинал мёртвое тело или именно в этот момент «вышел, чтобы принести огня»? Граф Пален, признанный лидер заговорщиков, ловко принял меры, чтобы вообще не оказаться в роковой момент ни в спальне Павла, ни поблизости, переложив ответственность на других. Изначально предполагалось, что он во главе батальона гвардейцев вместе с графом Уваровым3 проникнет по главной лестнице дворца в покои императора и присоединится к убийцам. Но Пален, как все заметили, маршировал слишком медленно, словно бы никуда и не торопился. Уварову приходилось его постоянно подгонять... И всё же Пален с гвардейцами явился в Михайловский замок слишком поздно, чтобы принять личное участие в убийстве императора. Но как раз вовремя, чтобы пожать плоды переворота...

Как только выяснилось, что заговор удался и Павла Петровича нет в живых, граф Пален вернулся к роли лидера, снова перехватив инициативу. Прочие заговорщики, уставшие и опустошённые после убийства, восприняли это в тот момент как дело само собой разумеющееся. Когда они протрезвели и взяли себя в руки настолько, чтобы проанализировать случившееся, кое-кто стал предъявлять Палену претензии в двурушничестве. Но было уже поздно, события продолжали развиваться без их участия.

Первое краткое распоряжение фон Палена после убийства гласило:

— Для членов семьи и подданных: у государя — апоплексический удар.

Эта версия и была объявлена народу. Петербургские острословы тут же пустили «чёрную» шутку, что государь скончался от апоплексического удара табакеркой в висок...

Великий князь Александр, который, по замыслу заговорщиков, должен был немедленно воспринять власть, после гибели отца растерялся и испугался. Одно дело — абстрактно рассуждать об отрешении Павла Петровича от престола и напоминать, сохраняя лицо, что папеньке необходимо в любом случае сохранить жизнь, и совсем другое — вступать на престол по крови, перешагнув через растерзанное тело родного отца... Нервы у Александра сдали. У него случилась истерика, он казался жалким и слабым.

Но Пален был начеку.

— Хватит быть мальчишкой! — резко бросил он Александру. — Ступайте царствовать!

Александр подчинился. Граф Пален ещё не знал, что стремление превратить молодого царя в послушную марионетку никогда не будет ему прощено и вскоре придётся заплатить за свои интриги. Впрочем, цена не станет для него слишком высокой.

В роковую ночь Александр поручил графу Палену сообщить императрице о кончине её супруга. Пален переложил эту обязанность на обер-шталмейстера Муханова. Тот, также желая увильнуть от тяжёлой миссии, решил привлечь к делу воспитательницу царских дочерей графиню Ливен.

Несчастная графиня, разбуженная среди ночи, не могла понять, чего от неё хотят, потом долго отказывалась от столь неоднозначного поручения. Но придворные заставили графиню ехать к императрице с траурной вестью. Мария Фёдоровна, несмотря на близость своих покоев к спальне супруга, оказалась до такой степени в неведении относительно происходящего, что поначалу подумала, что речь идёт о смерти старшей дочери Александры, выданной замуж в Австрию. Но когда графиня, осторожно подбирая слова, стала говорить, что император захворал, у него был удар и теперь он совсем плох, медленно подбираясь к сути дела, Мария Фёдоровна всё поняла и перебила придворную даму.

— Он умер, его убили! — закричала она.

Соскочив с постели, императрица босиком кинулась в комнаты мужа. На часах у дверей стояли солдаты, скрестившие перед ней штыки. Её, государыню российскую, рядовые гренадеры не пропустили к телу мужа! Это не укладывалось в голове Марии Фёдоровны. Она кричала на солдат, требовала, плакала, в конце концов, упала на пол и стала обнимать их колени, умоляя пропустить в спальню Павла. Солдаты и сами утирали слёзы, жалея вдову, но не нарушали приказа. Один из гренадеров принёс ей стакан воды, чтобы как-то успокоить.

— Выпей, матушка, водицы, — ласково сказал он и добавил: — Она не отравлена; тебе-то бояться нечего.

Эти слова ударили императрицу ещё больнее. А гренадер сам отпил из стакана, показав, что яда в нём нет, и снова протянул стакан императрице...

Её увели подальше от места трагедии, и тогда вдова впала в оцепенение. Она сидела молча, недвижимо, «бледная и холодная, как мраморная статуя». Чтобы скрыть следы преступления, тело Павла почти тридцать часов «приводили в порядок», прежде чем Марии Фёдоровне позволили проститься с мужем. Это было нелёгким испытанием для бедной женщины. Увидев лицо императора, она сразу поняла, какой страшной была смерть Павла Петровича.

Те придворные, кто и прежде был настроен критически по отношению к императрице, теперь чувствовали особое недовольство её поведением. Раздражало их всё — и то, что, приблизившись наконец к покойному, она, ещё не изжив шока, замерла и не проронила ни слезинки; и то, что потом слишком долго рыдала и целовала его руки, и то, что отрезала прядь волос императора (вероятно, чтобы спрятать в своём медальоне)... Не нравилась причастным к заговору и её смелость, ведь она открыто грозила убийцам страшными наказаниями. Беннигсен, человек, «замазанный» в преступном заговоре с ног до головы, вёл

себя с императрицей совершенно бесцеремонно, бросив ей в лицо по-французски: «Мадам, здесь не играют комедий!»

Самой ужасной для Марии Фёдоровны стала мысль, что её сын, наследник престола, был причастен к смерти отца. В первые дни после трагедии она не желала признавать Александра императором и даже мимолётно заметила, что сама будет править, по крайней мере до тех пор, пока вопрос вины Александра в смерти отца не прояснится («Пока он не даст мне отчёта в своём поведении в этом деле» — так передаёт её слова Беннигсен). Впрочем, на собственных правах на престол императрица не настаивала; у неё было четыре сына, каждый из которых мог унаследовать царский венец. Марии Фёдоровне важно было знать правду. Её терзали страшные и небеспочвенные подозрения.

— Поздравляю, теперь ты император! — бросила она Александру у тела Павла Петровича. Сказано это было таким тоном и сопровождалось таким взглядом, что Александр упал в обморок. Мать лишь взглянула на поверженного сына и удалилась из комнаты, не сделав никаких попыток ему помочь... Очнувшись, Александр поспешил к матери со слезами на глазах — объясняться и вымаливать прощение.

Через несколько дней после гибели Павла из Австрии пришла ещё одна горькая весть — о смерти Александры Павловны. То, что померещилось матери в кошмаре в ночь убийства, вдруг превратилось в страшную реальность. Это едва не добило Марию Фёдоровну. Помогла ей справиться с душевной болью только поддержка дочери Марии. Великой княжне шёл шестнадцатый год, но она после всех несчастий, свалившихся на императорскую семью, сразу повзрослела и буквально не отходила от матери, опекая её.

Племянник Марии Фёдоровны, принц Евгений Вюртембергский, говорил о своей кузине Марии: «Она имела сочувственное и нежное сердце»... Неудивительно, что Мария Фёдоровна, нуждавшаяся в присутствии дочери, не хотела отпускать её и долго тянула со свадьбой Марии, хотя договорённость о браке с одним из европейских принцев была достигнута ещё Павлом Петровичем. Только летом 1804 года великая княжна обвенчалась со своим женихом Карлом Фридрихом Саксен-Веймарским.

Дочери вырастали и одна за другой покидали родной дом. Мария Фёдоровна оставалась с сыновьями. Александр всё больше привыкал к своей новой роли самодержца и чувствовал себя в ней всё увереннее. Императрица очень любила сына и со временем убедила себя в его полной невиновности и непричастности к заговору против Павла. Но до этого она отвела Александра и Константина в часовню Святого Михаила и там заставила сыновей перед иконой поклясться, что они ничего не знали о намерении заговорщиков лишить их отца жизни. Александр в своих клятвах вряд ли был искренен. Но Константин, при всём его легкомыслии и дурашливости, по-настоящему горевал. Он признавался Саблукову: «После того, что случилось, пусть мой брат царствует, если хочет; но если бы престол достался мне, то я, наверное, отрёкся бы от него».

Константин сдержал своё слово. В 1825 году он мог унаследовать престол после старшего брата, но отрёкся. И русским императором стал третий брат Николай, бывший в момент трагедии 1801 года ещё несмышлёным малышом.

_______________________________

вырезано

Елена Хорватова



Источник

Куба: рукописи Че Гевары вышли в книге "Дневник бойца" (Diario de un combatiente)

Во вторник в Гаване Центром по изучению Че Гевары была представлена книга «Дневник бойца» (Diario de un combatiente), составленная из ранее не публиковавшихся дневников Эрнесто Че Гевары. Книга выпущена австралийским издательством Ocean Press/Ocean Sur и охватывает период с декабря 1956 года по декабрь 1958-го.



Выход «Дневника бойца» приурочен к 83-х летию легендарного кубинского революционера. «Наша цель заключается в пропаганде его трудов, его идей, его жизни для кубинского народа и мира в целом» он сообщила журналистам на пресс-конференции по поводу выхода книги вдова Че Гевары Алейда Марч. В этом году книга поступит в продажу в странах Латинской Америки и Испании, а в 2012 будет переведена на английский язык.


«Дневник бойца», написанный команданте, когда ему было 28 лет, раскрывает восприятие автором нового для него мира Кубы, впечатления от общения с крестьянами и соратниками по борьбе, знакомство с культурой и бытом жителей острова. Книга также содержит в себе интересные фотографии периода борьбы в Сьерра-Маэстра и документальные свидетельства того периода. По словам Алейды Марч, во время работы над книгой выяснилось отсутствие двух тетрадей с записями Че Гевары, местонахождение которых сейчас неизвестно, относящихся к тому периоду. Чтобы восполнить пробел, составителям пришлось прибегнуть к помощи Фиделя Кастро, который консультировал группу исследователей.


Эрнесто Гевара, изучавший медицину в Аргентине, в 50-х годах XX века присоединился к революционному движению Фиделя Кастро и стал одним из лидеров кубинской революции. Он родился в городе Росарио в Аргентине 14 июня 1928 года, а 9 октября 1967 году Че Гевара был убит боливийскими солдатами при попытке создания революционного движения в Боливии. Гевара, ставший после победы революции на Кубе министром промышленности и председателем Национального банка Кубы, при жизни выпустил две книги: «Партизанская война» (1960) и «Воспоминания о революционной войне» (1963).

В 1997 году его останки были найдены кубинско-аргентинскими судебно-медицинскими экспертами недалеко от боливийского города Вальегранде (Vallegrande), и вскоре после этого были переданы на Кубу, где захоронены в городе Санта-Клара.


Источник

Муми-тролль и свободная воля

В продаже появился второй том «Муми-тролли: Полное собрание комиксов»

В продаже появился второй том «Муми-тролли: Полное собрание комиксов», который позволит большинству посмотреть на полюбившихся героев Туве Янссон с новой стороны, а кого-то примирит с самим фактом существования комиксов как явления.



Главное – с самого начала настроиться, что это не наглая эксплуатация раскрученного бренда. Комиксы нарисованы и написаны самой Туве Янссон в 1955–1959 годах для лондонской газеты Evening News. Причем впервые она обратилась к формату еще раньше, в 1947, то есть уже на следующий год после выхода «Муми-тролля и кометы». Здесь же собраны четыре оригинальные истории, в которых жители Муми-дола переживают зиму, строят дома, перевоспитывают прислугу и начинают новую жизнь.

«Муми-тролли» не зря считаются идеальной книгой для всей семьи: дети и взрослые читают их с одинаковым удовольствием, извлекая совершенно разные смыслы из одних и тех же событий.


Например, «Волшебная зима» может казаться и меланхоличной сказкой, и довольно смелым рассказом о смерти на понятном и не пугающем детей языке.


Причем в поздних произведениях чаша весов постепенно склоняется на сторону взрослых – недаром «В конце ноября» и «Муми-папа и море» остаются сравнительно малоизвестными произведениями, особенно на фоне грандиозного успеха «Муми-тролля и кометы» и «Шляпы Волшебника». Комиксы же пока инстинктивно воспринимаются как продолжение именно детской традиции, да и первый том пользовался в России огромным успехом.


Сейчас, по словам издательства Zangavar, тираж полностью разошелся, а в магазинах остаются чудом сохранившиеся экземпляры.


Объяснять этот успех одной лишь силой бренда по меньшей мере наивно. Стоит открыть книгу, чтобы убедиться: писательница и художница в одном лице, Янссон не просто рассказывает историю в картинках, но мастерски использует формат стрипа (от английского «strip», «полоска»), серийного комикса, который публиковался по одной панели в каждом выпуске газеты. А это означает, что не может быть ни одного проходного стрипа, ни одного момента в духе «а теперь потерпите ради развития сюжета». Каждый фрагмент должен читаться если не как отдельное произведение, то как минимум вызывать какие-то эмоции – улыбку, смех, умиление или хотя бы вопрос, «что же будет дальше». Даже самые лихие мультфильмы не могут достичь подобной насыщенности: не может же постоянно идти финальная схватка с главным злодеем, где-то обязательно должно идти десять минут унылых разговоров. А в стрипах что-то да происходит все время, так что в истории из 60–80 рисунков будет примерно столько же ярких моментов. Это вызывает естественный восторг у детей: за пару страниц герои успевают вылезти из дома через крышу, покататься с горки и встать на коньки и лыжи, чтобы тут же с них попадать.


Впрочем, эта кажущаяся суетливость повествования вовсе не мешает Янссон спокойно и последовательно развивать ключевую для себя тему простой, естественной жизни как оппозиции надуманным идеям.


О ее истоках исследователи творчества писательницы спорят до сих пор. Одни указывают на важность для скандинавов понятия «семьи» как коллектива или «дома» в широком смысле этого слова. Другие замечают, что муми-тролли изначально появились как средство личной терапии и исправлениям мира посреди Второй мировой войны, вызванной как раз таки чрезмерным увлечением идеями. Третьи указывают на очевидный конфликт в личной жизни Янссон: будучи популярной общественной фигурой, писательница несколько десятилетий вынуждена была замалчивать отношения со своей компаньонкой, художницей Тууликки Пиетиля, поскольку консервативное финское общество в тот момент негативно относилось к гомосексуальным связям. Так или иначе, именно искусственные идеи – главные «враги» в комиксах о муми-троллях.

Начинается все прямо с первого же сюжета: нарушившие уютный ритуал зимней спячки муми-тролли попадают в руки фаната здорового образа жизни господина Бриска. Тот, как настоящий профессиональный спортсмен, живет по принципу «главное не участие, а победа». Затем нам напоминают, что простой сюжет не значит скучный: Муми-мама перевоспитывает чопорную горничную, которая очень боится сделать все не как у всех.


Ну а завершающий сюжет «Муми-тролль и новая жизнь» и вовсе получается прямым высказыванием на тему идеологии, причем удивительно актуальным сегодня, хотя прошло уже полвека.


Тихую жизнь в Муми-доле нарушает появление двух гуру: Учитель смущает его жителей историями о «свободной жизни», а его противник Оракул грозит страшным карами за распущенность и напоминает о бренности всего сущего. И Муми-папа то в приступе дауншифтерства весело распивает самогон на дереве, то в отчаянии красит стены в черный цвет и отказывается от маленьких радостей жизни. Побеждают в итоге Муми-мама и разговор за вкусным чаем, а также пара бокалов вина в честь примирения. И на фоне растущего количества конфликтов пусть как можно больше людей (неважно, детей или взрослых) будут помнитьчто есть и такой способ их разрешения.



ТЕКСТ: Василий Шевченко



Источник

Стихийное явление

В это воскресенье, 7 августа, отмечается день памяти Александра Блока. Для сотрудников музея-заповедника "Шахматово", для иностранных славистов и филологов, для любителей поэзии, да и просто для всех русскоязычных людей Блок был и остается одним из самых больших, самых популярных, самых любимых наших поэтов. Какое стихотворение первым приходит на ум, когда заходит речь о поэзии вообще? Первым, пожалуй, пушкинское "Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты" и т.д. Это Пушкин, он уже считай и не поэт, а почти небожитель. Но за Пушкиным непременно идет Блок: "Ночь, улица, фонарь, аптека". Это уже очень по-нашему. Про мгновенье это да, но мгновенье, особенно чудное, все же такое короткое, да и не у каждого оно в жизни случилось. А вот ночь, улица, тусклый и особенно "бессмысленный" свет - это каждому понятно. И дальше - "Живи еще хоть четверть века - все будет так. Исхода нет". Очень даже современно.


Поэт Александр Блок. 1919

Блок при жизни пользовался какой-то необъяснимой даже не любовью, хотя и этого тоже хватало, а всеобщей заботой, опекой. Обидеть Блока, оскорбить его, расстроить считалось чем-то неприличным. Не потому, что он как поэт был чересчур раним. Блок, как и многие современные ему литераторы, никогда не был только поэтом, но именно к нему лучше всего подходят строчки Евтушенко про поэта, который больше, чем поэт. Блок для многих своих знакомых и поклонников стал живым воплощением чего-то нездешнего (как Пушкин теперь, только без всякой иронии). Он был глашатаем неба, ясновидцем, пророком. Потом, после трагической смерти поэта, новое советское общество, увлеченное идеями построения коммунизма на планете, на некоторое время стало глухим к голосу Блока, и вновь обрело слух лишь в 1950-1960-х годах. Помните, чей портрет стоит на столике Тани Левченко из "Весны на Заречной улице"? Блоковский портрет, его сталевар Саша принимает за Таниного ухажера из столицы.

На какое-то время Блок почти забронзовел, даже как будто поскучнел, став главой советского учебника, для которого главным был ответ на вопрос: как поэт принял революцию? Принял он ее, как тогда считалось, хорошо, даже радостно, о чем свидетельствует знаменитая поэма "Двенадцать". Сейчас Блок - снова автор и "Незнакомки", и "Балаганчика" и даже розенкрейцеровской драмы "Роза и Крест", а не только "Двенадцати". Попутно достоянием публики становятся его любовные приключения (про самые известные из них пишут беллетристику), его предполагаемый сифилис, его интерес к мистике. Но это не страшно. Главное, Блок снова наш, и ни от чего он не делается площе или пошлее. Даже от рекламы сотового оператора, для которой как-то использовали все те же строки про ночь, фонарь и аптеку.

Но все же, Блок умер рано, в сорок лет. Не от пули и даже не от сифилиса, а, грубо говоря, вследствие осложнений после перенесенного гриппа.

Грипп ли в самом деле сгубил великого поэта? Конечно нет. Болезнь тела, тем более такая "прозаическая", для Блока стала только предлогом для того, чтобы уйти из жизни. Как малейшая инфекция для зараженного ВИЧ может стать смертоносной, так и банальный грипп просто завершил то, что началось задолго до него. У Блока был свой иммунодефицит, и имя ему - русская революция. Да, та самая, которую он, по мнению советских педагогов, встретил песнями и ружейной пальбой в воздух. Только в жизни поэта революция существовала не с 1917 года, а где-то c начала века.


Русский поэт Александр Блок (3 слева) среди солдат и офицеров инженерной бригады.

Блок в самом деле был пророком, и одним из постоянных его ясновидческих мотивов стал призыв "слушать музыку революции". В течение жизни он выражался по-разному. Стихийность, народность, мистицизм, даже хаос - все входило в понятие блоковской "музыки". Главной задачей российского интеллигента, по Блоку, было отдаться неким темным и, возможно, пугающим стихиям, слиться с их непредсказуемым движением, сплотиться с народом и вместе с ним смести со своего пути все старое, опостылевшее и гнилое. Для этого, конечно, образованному человеку нужно было от многого отказаться - прежде всего от своей идентичности, представить себя частью некоего коллективного, "соборного" тела. Об этом мечтал не только Блок. Другой великий поэт и мыслитель Серебряного века Вячеслав Иванов писал еще в 1904 году, накануне первой русской революции о том же: "В этом священном хмеле и оргийном самозабвении мы различаем ощущение чудесного могущества и переизбытка силы, сознание безличной и безвольной стихийности, ужас и восторг потери себя в хаосе и нового обретения себя в Боге". Да, культурные люди того времени жаждали потери себя, в том числе и в религиозном плане: они уже не могли, но все еще очень хотели верить, и эти поиски веры были тесно связаны с поисками социальной правды.

Хождения "в народ" в начале ХХ века поэтому принципиально отличались от прошлых полуколониальных попыток вывести крестьян из тьмы неведения. Теперь поэты, писатели, учителя и юристы сами искали правды у народа - в первую очередь у мистических сектантов. Посещал хлыстов и Блок, который считал сектантов "поэтами", "революционерами", истинным русским народом; а те его, так же, как и образованные сограждане, величали пророком. Но уже тогда - в 1900-е, поэт-пророк чувствовал, что где-то в его пророчества закралась ошибка, потому он не спешил окунуться в "родимый хаос". Он писал: "Знаю все, что надо делать: отдать деньги, покаяться, раздарить смокинги, даже книги. Но не могу, не хочу". Всего через десяток лет, когда Блок напишет "Двенадцать" и сам ужаснется, смокинги и книги его уже не придется раздавать - они сгорят вместе со всем остальным в его усадьбе Шахматово, в самом тривиальном, а не стихийном или мистическом огне. В мистическом пламени сгорит сам Блок.

"Мученики, сжигаемые на кострах, испытывали высокое блаженство", - писал в начале века товарищ Блока, участник и свидетель его любовных приключений, революционер-литератор Георгий Чулков, утверждавший, что именно он научил Блока "слушать музыку революции". - Эти "влюбленные" не только видели новый свет, они слышали новую музыку, "пение ангельское". И не эта ли музыка опьяняет нас, когда веют красные и черные знамена и баррикады обагряются жертвенной кровью?". Для Блока, как и для многих других, внимавших его пророческой песне, опьянение быстро сменилось головной и сердечной болью. Многие пытались бороться с ними, уезжая дышать свежим воздухом Европы, многие не успели даже опомниться, как стали жертвами стихийного террора. Блок, поняв, что его пророчества были от какого-то другого Бога, принял единственное возможное для себя решение - чтобы не видеть, как все вокруг становится страшнее и мерзее, он стал медленно угасать. Максим Горький с тревогой смотрел на поэта: "Это человек, чувствующий очень глубоко и разрушительно", - записал он в последние годы жизни Блока.

Блок мог уехать, как Иванов, или попытаться до конца отдаться революции, как Горький, но был слишком горд и слишком честен для этого. Чувствуя, пусть краем сознания, свою вину за все происшедшее со страной, он принес себя в жертву "стихии". Правда эта жертва уже ничего не изменила.

Застрявшие в России обладатели книг и смокингов еще долгое время вынуждены были отказываться от них в пользу так называемого народа. За это время они усвоили урок, стали недоверчивее, стали крепче держаться за культуру и, по возможности, в отдалении от всяких стихий. Это, конечно, верно, и было бы странно осуждать за это современных поэтов.

И все же, может быть и ошибался Блок, пусть не был он пророком, а "всего лишь" великим поэтом. Но, может быть, саморазрушение для поэта в России - вообще единственный путь? По крайней мере, среди осторожных нынешних, к Блоку, увы, даже на артиллерийский выстрел еще никто не подошел.


Михаил Шиянов


Источник



Александр Александрович Блок. Биографическая справка

7 августа - 90 лет со дня смерти поэта Александра Блока.



Русский поэт Александр Александрович Блок родился 28 ноября (16 ноября по старому стилю) 1880 г. в Санкт-Петербурге, в дворянской семье. Отец, Александр Львович, был юристом, профессором права Варшавского университета; мать, Александра Андреевна, урожденная Бекетова, была переводчицей.

Родители Александра Блока разошлись еще до рождения сына и он воспитывался в семье своего деда Андрея Бекетова, ботаника, ректора Петербургского университета, проводя ежегодно летние месяцы в подмосковном имении Бекетовых Шахматово. Сочинять стихи, как написал Блок в своей автобиографии, он начал в пять лет. В детские и отроческие годы он "издавал" рукописные журналы (в одном экземпляре), где пробовал свои силы в самых разных жанрах - от путевых заметок и фельетонов до переводов, пародий и стихов.

В 1889 г. мальчик был отдан в Петербургскую Введенскую гимназию и учился там до 1898 г.

"Серьезное писание", как выразился сам поэт, началось лишь после окончания гимназии. 1898-1900 гг. были периодом накопления опыта и поэтического самоопределения Блока.

Окончив гимназию, Александр Блок поступил на юридический факультет Петербургского университета, однако в 1901 г. перешел на славяно-русское отделение историко-филологического факультета (окончил в 1906 г.).

Во время учебы в университете Александр Блок серьезно увлекся театром, играя какое-то время в составе труппы Петербургского драматического кружка, и даже серьезно задумывался над актерской карьерой.

Летом 1898 г. произошла встреча Блока с его будущей невестой и женой Любовью Менделеевой, ставшая событием в жизни поэта, другим событием стало знакомство в 1901 г. с творчеством философа и поэта Владимира Соловьева, под влиянием которого Блок воспринимал свою любовь к Менделеевой как возвышенный "мистический роман". Главным символом его ранней лирики стал образ Прекрасной Дамы.

С начала 1900 г. Александр Блок сближается с символистами Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус в Петербурге, с Валерием Брюсовым и Андреем Белым в Москве.

В 1903 г. в руководимом Мережковскими журнале "Новый Путь" появилась первая подборка стихотворений Блока ("Из посвящений"). В том же году в альманахе "Северные цветы" был опубликован цикл стихотворений под заглавием "Стихи о Прекрасной Даме".

В январе 1903 г. Блок вступил в переписку с Андреем Белым, с которым его сближали сходная мистическая настроенность и родство духовных поисков. В августе 1903 г. состоялось бракосочетание Александра Блока и Любови Менделеевой.

В октябре 1904 г. вышла книга Александра Блока под названием "Стихи о Прекрасной Даме". В стихах 1904-1906 гг. Блок отошел от отвлеченных юношеских мечтаний, ища взамен иные, земные ценности, что нашло свое отражение в стихах, которые вошли позднее в цикл "Город": "Митинг" ("Он говорил умно и резко..."), "Поднимались из тьмы погребов...", "Еще прекрасно серое небо...", "Вися над городом всемирным...", "Сытые" ("Они давно меня томили...").

В период 1905-1907 гг. прежнее безразличие Блока к общественно-политическим событиям сменилось интересом к ним, что было выражено в сборниках "Нечаянная радость", "Снежная маска", "Земля в снегу", "Ночные часы". В эти же годы Блок создает цикл лирических драм: "Балаганчик" (1906), "Король на площади" (1906) и "Незнакомка" (1907), а позже еще две драмы - "Песня Судьбы" (1908) и "Роза и Крест" (1913), а также печатает ряд публицистических и литературоведческих статей: "Безвременье", "Народ и интеллигенция", "О современном состоянии русского символизма" и др.

Блок на время порывает с Андреем Белым и Мережковскими, стремится установить связи с горьковским "Знанием", принимает участие в дискуссиях по актуальным вопросам: о народе и интеллигенции, о судьбах России, о роли искусства.

Поездка в Италию в апреле 1909 г. стала для Блока поворотной. Впечатления, вынесенные им из этого путешествия, воплотились в цикле "Итальянские стихи".

В конце ноября 1909 г. Блок, получив известие о безнадежной болезни отца, поехал в Варшаву, но не застал его в живых. Получив после смерти отца наследство, он надолго освободился от забот о литературном заработке и сосредоточился на крупных художественных замыслах. С 1910 г. он начал работать над большой эпической поэмой "Возмездие" (не была завершена).

После выхода в 1911 г. сборника "Ночные часы" Блок переработал свои пять поэтических книг в трехтомное "Собрание стихотворений", которое вышло в 1911‑1912 гг. в московском издательстве "Мусагет". Каждый том имел символически значимое заглавие: I ‑ "Стихи о Прекрасной Даме", II - "Нечаянная Радость", III - "Снежная ночь".

К 1915-1916 гг. творческая активность поэта заметно снижается. Помимо личных, на это повлияли и объективные причины, в первую очередь, начавшаяся летом 1914 г. первая мировая война. В то время Блок работал над поэмой "Возмездие", но завершить ее не успел: в июле 1916 г. он был призван в армию и до марта 1917 г. служил под Пинском табельщиком в инженерно-строительной дружине. Вернувшись в Петроград, Блок работал редактором стенографических отчетов Чрезвычайной следственной комиссии, которая проводила допросы бывших деятелей царского правительства. Результатом этой необычной для Блока работы стала статья "Последние дни старого режима" (в расширенном варианте - книга "Последние дни императорской власти", 1921).

После 1916 г. Блок переиздавал созданные ранее произведения, по-новому группируя их, внося изменения в состав книг и разделов, в отдельные тексты. На протяжении всего 1917 г. Блок не создал ни одного поэтического произведения.

Октябрьскую революцию поэт воспринял с воодушевлением. Именно в это время он пережил последний творческий взлет, создав в течение января 1918 г. свои известные произведения: статью "Интеллигенция и революция", в которой выступил с призывом принять революцию, поэму "Двенадцать"(1918) и стихотворение "Скифы" (1918).

В последние годы жизни Блок вел большую общественную работу: в сентябре 1917 г. он стал членом Театрально-литературной комиссии, с начала 1918 г. сотрудничал с Театральным отделом Наркомпроса, в апреле 1919 г. был назначен председателем Режиссерского управления Большого драматического театра (Петроград), одновременно став членом редколлегии издательства "Всемирная литература" под руководством Максима Горького, с 1920 г. стал председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов.

Александр Блок выступал с докладами, статьями, речами ("Катилина", 1918, "Крушение гуманизма", 1919, "Гейне в России", 1919, "О назначении поэта", 1921, "Без божества, без вдохновенья", 1921). Однако со временем многочисленные заседания становятся ему в тягость

В окружающей жизни он обнаруживает торжество бюрократизма, пошлости, мещанства в новом, "революционном" варианте.

В 1920-1921 гг. Блок несколько раз выступал с чтением своих стихов в Москве.

Последней книгой, изданной при жизни поэта, была его пьеса "Рамзес" (1921).

В 1920 г. у Блока появились первые признаки душевной депрессии. В апреле 1921 г. он ощутил приступы воспаления сердечных клапанов.

Александр Блок скончался 7 августа 1921 г. в Петрограде от болезни сердца и нервного расстройства. В 1944 г. прах поэта был перенесен со Смоленского на Волково кладбище.

С 1970 г. ежегодно в первое воскресенье августа в Солнечногорске, Шахматове, Тараканове Московской области проводится Блоковский праздник поэзии.


Источник



Стихи Блока прозвучат в день его памяти в Петербурге

День памяти, посвященный 90-летию со дня смерти поэта Александра Блока, пройдет в форме экскурсии, с чтением стихотворений и посещением мемориала, 7 августа в Петербурге, сообщила РИА Новости сотрудница музея-квартиры поэта.



Мероприятие начнется с минуты молчания в квартире-музее поэта на улице Декабристов, 57. В квартире, находящейся в старом петербургском районе, который прежде назывался Коломной, Блок прожил последние девять лет своей жизни.

В 2005 году в квартире поэта была открыта литературная экспозиция, включающая его рукописи, письма и книги, выпущенные при жизни писателя, портреты.

Памятная экскурсия продолжится на Смоленском кладбище, где Блок был похоронен в августе 1921 года: перед мемориалом поклонники его творчества прочитают любимые стихи автора и возложат цветы.

Затем в храме Воскресения Христова, где отпевали писателя, отслужат панихиду по Блоку и его семье, а далее действие переместится на Литераторские мостки Волковского кладбища, куда прах писателя был перенесен в сентябре 1944 года. Там также прозвучат стихи Блока.

День памяти завершится литературно-музыкальным вечером в музее-квартире поэта.


Источник

Издатели выпустят в 2012 году водонепроницаемую книгу

В скором времени любители почитать книги в ванной комнате смогут избавиться от главной проблемы — намокших страниц. Как сообщают издатели, уже в следующем году в продаже появятся специальные водонепроницаемые книги. Правда, пока защищенные издания будут доступны только на английском языке.



Первая водонепроницаемая книга в мягкой обложке появится в продаже на полках магазинов уже летом 2012 года, пишет Daily Mail. Специальный прозрачный воск, которым будут покрыты страницы, будет препятствовать растеканию чернил и разрыву страниц в результате намокания.

Как отмечает издание, в настоящий момент данную технологию активно применяют банки Австралии, чтобы продлить срок службы денежных банкнот и снизить риск подделки.

В книжной индустрии же пока похвастаться полной водонепроницаемостью могут лишь издания для детей и дайверов.

Первая влагозащищенная книга, которая будет доступна широкому кругу читателей, будет называться The Greater Bad от автора Алана Корка. Ожидается, что она поступит в продажу уже в мае следующего года. «Я очень счастлив, что именно моя книга была выбрана в качестве первопроходца в новую эру публицистики», — прокомментировал автор Корк.

Книга The Greater Bad, которую можно будет купить в интернет-магазине Amazon, будет доступна по цене около 9 долл., или около 250 руб.



Источник

О литературе с Виктором Топоровым: Четверть века без Лорки

В середине августа (о точной дате спорят) скорбная годовщина – 75 лет с тех пор, как расстреляли Федерико Гарсию Лорку (1898-1936). И едва ли не столь же грустная – ровно 25 лет назад вышел последний сборник Гарсии Лорки по-русски. Даже не сборник – двухтомник. Но с тех пор великий поэт и замечательный драматург у нас не выходил вовсе – ни как поэт, ни как драматург (вышла, правда, год назад книга его заведомо маргинальной прозы). А ведь автор прославленного «Цыганского романсеро» был в советское время одним из самых популярных зарубежных поэтов – в прекрасных переводах прежде всего Анатолия Гелескула и, на минуточку, Марины Цветаевой!

Тридцать два года назад некий ирландский священник после многолетних поисков разрешил наконец-то фундаментальную проблему, кто же всё-таки расстрелял поэта – коммунисты или фалангисты. Выяснилось, что всё-таки фалангисты, – и отечественные испанисты вздохнули с очевидным облегчением. Тем более что долгими десятилетиями тщательно скрывали от советского читателя и, разумеется, в первую очередь цензора «коммунистическую» версию расправы. И вот надо же – оказались правы! Для разнообразия.

Испанисты вздохнули с облегчением, но, увы, ненадолго: вслед за первым вопросом сразу же со всей остротой встал второй – а за что, собственно, расстреляли 38-летнего Лорку, знаменитого поэта и художественного руководителя провинциального театра, в котором шли главным образом пьесы его собственного сочинения? За что или, вернее, в качестве кого: в качестве левака, при всей своей аполитичности не скрывающего прокоммунистических симпатий (враги называли его республиканцем и коммунистом); в качестве гомосексуалиста, активничающего в соответствующей среде, или, наконец, в качестве просто красавца (зачеркнуть) цыгана? Ведь и коммунистов, и геев фалангисты Франко уничтожали планомерно и систематически; цыган (и евреев) – выборочно, но здесь были чрезвычайно часты так называемые эксцессы исполнителя или, говоря по-русски, кровавые погромы. На вопрос этот нет определенного ответа и по сей день.



--------------------------------------------------------------------------------




--------------------------------------------------------------------------------


Мало того, к трем версиям – политической, национальной и сексуальной – подмешали в последнее время и четвертую, так сказать, семейную. В расстрельную команду входил, оказывается, дальний родственник поэта – из враждебной ветви клана – и родной племянник некоей дамы, сатирически выведенной под ее собственным именем в одной из пьес Лорки. Гражданская война в Испании и вообще отличалась невероятной жестокостью, причем шла, скорее, по Гоббсу, то есть как война всех со всеми. Масла в огонь подливали и наши «интербригадовцы» во главе с Мате Залкой и Михаилом Кольцовым – те самые «интербригадовцы», которые, вернувшись на родину в СССР и (примерно через одного) чудом избежав посадки и расстрела, как раз и стали испанистами – и понесли испанскую культуры (включая поэзию Гарсии Лорки) в широкие народные массы. В студенческие годы, да и чуть позже молодым поэтом-переводчиком, я успел застать этих людей на важных академических и издательских должностях. Очень по-разному относясь к испанским и испаноязычным латиноамериканским поэтам – Мачадо, Хименесу, Пасу, Неруде, – на Лорку все они буквально молились. Да и печатали его у нас – пусть не совсем коммуниста и совсем гомосексуалиста, но так или иначе поэта, расстрелянного фашистами (как было принято считать), и часто, и щедро.

И вдруг такой четвертьвековой афронт! Двухтомник к пятидесятилетию со дня гибели – и больше уже ни строчки. Только в антологиях испанской поэзии (но практически перестали выходить и такие антологии), да в авторской книге «Избранные переводы» (2006) всё того же Гелескула – в книге, которую я за неимением более свежей (но, разумеется, и помимо этого) горячо рекомендую читателю. Что-что, а «Романс о черной жандармерии», «Сомнамбулический романс», «Неверную жену» – и, разумеется, «Плач гитары» в переводе Цветаевой – каждый любитель поэзии знать просто-напросто обязан!



--------------------------------------------------------------------------------




--------------------------------------------------------------------------------


Интерес к зарубежной поэзии в годы перестройки и постперестройки не то чтобы исчез напрочь, но как-то странно мутировал. Причем я даже не имею в виду бесчисленные дилетантски-графоманские книжечки, выпускаемые самодеятельными переводчиками за собственный счет (вот только что вышел такой сборник немецкого поэта-экспрессиониста Георга Гейма – как вышел, так и сгинет; судьба всех подобных сборников одинакова). Нет, я говорю о коммерческих перспективах переводной поэзии – и слово «коммерческий» здесь не должно звучать принижающе. Потому что коммерчески привлекательно то, что раскупают. А раз раскупают переводные стихи, то их и читают. Вопрос – какие.

И тут выявилась парадоксальная иерархия предпочтений, не имеющая ничего общего с иерархией традиционной. Бесконечно, один за другим, выходят, скажем, сборники стихов Эдгара Аллана По и Редьярда Киплинга – и рынок с благодарностью принимает и поглощает все эти издания и переиздания. Из немецкоязычных поэтов коммерчески котируется один Рильке – зато независимо от имени переводчиков и качества переводов. Особенно парадоксальна ситуация с французской поэзией: здесь люди откровенно бездарные с хрустом стрескали «проклятых поэтов», Аполлинера, да и какого-нибудь откровенно жалковатого Превера, уже существовавших ранее в куда более достойных переводах, – и вся эта, условно говоря, «мих.ясновщина» (репертуар Карузо, напетый безголосым Рабиновичем) раскупается тоже.

А вот из испанцев в круг ныне популярных поэтов не попал никто. Не попал прежде всего Лорка, почему-то оставшись там, в советском прошлом, рядом и наравне с каким-нибудь Пабло Нерудой. Нет, даже не так: действительный левак Неруда (а не мнимый, в отличие от Лорки) сегодня может понадобиться в контексте, условно говоря, всеобщего левого поворота, как понадобился уже Брехт – правда, еще не как поэт, а как драматург и мыслитель. А что ж с Лоркой-то? Что не так с Лоркой? Коммунист (ну почти), гомосексуалист, цыган, наконец, просто красавец…



--------------------------------------------------------------------------------




--------------------------------------------------------------------------------


Честно говоря, это со стороны коммерческих издателей какая-то куриная слепота. «Зевок», как говорят шахматисты. Или, по Стивену Кингу, мертвая зона. Издайте же лирику Лорки, издайте отдельным сборником «Цыганский романсеро» с параллельным текстом по-русски и по-испански и с вариантами переводов в дополнении – и всё у вас будет. Всё не всё, но тираж тысяч в десять, а то и в пятнадцать улетит со свистом… Дяденька «Эксмо», тетенька «Астрель», запомните, пожалуйста, это имя: Федерико Гарсиа Лорка. Даже если вы сейчас слышите его впервые. Поверьте, оно того стоит!

Виктор Топоров


Источник
Добавлено:
Те, кто стрелял в Федерико

Новые подробности убийства Гарсии Лорки

Великий испанский поэт и драматург Федерико Гарсия Лорка, с середины прошлого века органически вписавшийся в русскую культуру, всегда находился в центре внимания «Литературной газеты». Она постоянно печатала статьи о его жизни и творчестве, а также переводы его произведений Фёдора Кельина, Овадия Савича, Льва Осповата (его перу принадлежит биография поэта в серии «ЖЗЛ»), Инны Тертерян, Анатолия Гелескула, Натальи Малиновской и других видных испанистов. С конца 60-годов прошлого века «ЛГ» систематически следила за ходом своего рода расследования, которое историки и писатели многих стран мира вели по поводу обстоятельств убийства поэта под Гранадой в августе 1936 года, вскоре после начала гражданской войны в Испании. Автор серии статей на эту тему, журналист Хуан Кобо, ныне живущий в Испании, вновь обращается к ней в канун 75-летия чудовищного преступления, вызвавшего гнев и негодование во всём мире и до сих пор продолжающего волновать многих.



Казалось бы, кроме точного места захоронения поэта возле оврага Виснар в многотысячной братской могиле, трудно обнаружить что-либо новое в истории зверской расправы франкистов с Лоркой. Однако вышедшая в конце июня книга испанского историка Мигеля Кабальеро «13 последних часов в жизни Гарсии Лорки», судя по всему, может стать серьёзным вкладом в это давнее расследование.

Новое в этой работе то, что в ней впервые названы не только идейные вдохновители этого преступления и его организаторы на высшем и среднем уровне франкистов. В книге поимённо перечислены и непосредственные исполнители убийства, шестеро членов расстрельной команды, убившей поэта и его спутников – двух тореадоров-анархистов и хромого школьного учителя. Подробно рассказано в книге, откуда взялись эти палачи, как они ими стали, как сложилась их судьба.

КТО ЖЕ ОТДАЛ ПРИКАЗ О РАССТРЕЛЕ?

Об убийстве Лорки написаны книги, каждая из которых открывала что-то новое в этой зловещей странице испанской истории. Главный вопрос, который они задавали: кто именно велел расстрелять поэта. Эта тема была актуальной, так как режим Франко лгал и изворачивался по поводу этого преступления, пытаясь поначалу представить его разборкой среди лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, сведением счётов между разными кланами Гранады. Первым подступился к правде англичанин Джералд Бреннан в книге «Лики Испании», опубликованной в 1950 году. Затем своё слово сказали француз Клод Куффон («Преступление свершилось в Гранаде. Так погиб Федерико Гарсия Лорка», 1951), итальянец Энцо Кобели («Гарсия Лорка», 1959), француженка Марсель Оклер («Жизнь и смерть Гарсии Лорки», 1968). Раз за разом они соскребали пелену лжи и клеветы, созданную франкистской пропагандой вокруг гибели поэта. Лишь в 1975 году, перед самой смертью Франко, появилась первая серьёзная книга на эту тему, написанная испанцем: «Убийство Гарсии Лорки: вся правда» Хосе Луиса Вила-Сан-Хуана. За нею в 1983 году последовала работа Мануэля Молины Фахардо «Последние дни Гарсии Лорки».

Самой известной работой на эту тему, однако, стала книга ирландца Яна Гибсона «Гранада 1936 года. Убийство Федерико Гарсии Лорки». Она была опубликована в эмигрантском издании «Руэдо Иберико» в Париже, стала мировым бестселлером. Лишь в 1979 году книга увидела свет в Испании в расширенном и дополненном виде. Главным выводом ирландского исследователя стало утверждение, что решение об убийстве поэта было принято не в Гранаде, а в Севилье, где находилась штаб-квартира командующего войсками мятежников в Андалусии генерала Кейпо-де-Льяно. И что этот генерал 18 августа отдал Вальдесу приказ покончить с Лоркой.

В 1983 году работа Гибсона была переведена и опубликована московским издательством «Прогресс» (под общей редакцией и с предисловием Хуана Кобо). В предисловии к русскому изданию книги Гибсона, а затем в двух номерах «ЛГ» (от 23 и 30 марта 1983 года) «Кто отдал приказ об убийстве Лорки?» автор предложил свою версию. При более тщательном уточнении дат в испанских газетах того времени стало ясно: судьба Лорки была решена не 18-го, как утверждает ирландский автор, а 16 августа, и в ночь на 17 августа его расстреляли. Но самое важное: в момент, когда решалась судьба поэта, в Севилье находился (с 7 по 16 августа) уже признанный фактическим главнокомандующим мятежников генерал Франко. Он возглавлял двигавшийся на Мадрид колониальный корпус, переброшенный из Марокко на материк немцами и итальянцами через первый в истории «воздушный мост». Анализ ситуации показывает, что Кейпо-де-Льяно, не без оснований боявшийся Франко, не мог сам принять в его присутствии столь важное решение об уничтожении поэта, уже тогда очень популярного и любимого в Испании и в мире. Франко терпеть не мог Кейпо-де-Льяно, считал его слишком неумным и своевольным, после окончания гражданской войны при первой же возможности подверг его опале, заставив уйти в отставку со всех постов.

В 1937 году Франко заявил, что гибель Лорки якобы явилась результатом «политической и военной необходимости». В этом была своя страшная логика. Франко, прославившийся холодной жестокостью, с самого начала поставил перед своими сторонниками стратегическую задачу: физически искоренить по всей стране не только «красных», но и «жидомасонов», и вообще инакомыслящих. Такая кровавая мясорубка принялась методично действовать сразу после начала мятежа и продолжалась долго после окончания гражданской войны. Но особенно важно было настоять на такой «стратегии» в самом начале войны, дать всем понять: никакие заслуги не защитят врагов от чистки, никакая родственная, дружеская и чисто человеческая поддержка не должна помочь избежать уготованной им участи. Фигура Лорки и ситуация вокруг неё были, с точки зрения Франко, «идеальными» для таких замыслов.

Поэт прибыл в родную Гранаду 14 июля и остановился в усадьбе Сан-Висенте на окраине города, надеясь пережить там наступавшую грозу. Об этом сообщили все газеты. Но его враги долго не осмеливались трогать Лорку – слишком он был известен, да и политикой впрямую не занимался. Когда принять меры против поэта как сторонника Республики и даже «шпиона Москвы» потребовали несколько соперничавших между собой местных политиков, давние друзья Лорки – семья фалангистов Росалес – 10 августа дала ему прибежище в своём доме в центре Гранады, о чём тоже стало всем известно.

На примере поэта Франко, судя по всему, решил доказать, что в Испании нет «неприкасаемых». Правда, ограниченный солдафон, он не предполагал, что эхо этого преступления отзовётся столь громко во всём мире – иначе, возможно, будучи в то же время прагматиком, он остерёгся бы принять такое решение. Но в тот момент главным для каудильо было действовать крайне жёстко, не позволять никому оказывать ни малейшего покровительства врагам. Например, всемирно известного композитора Мануэля де-Фалья, пытавшегося вступиться за Лорку, так запугали, угрожая самого посадить, что он в спешке покинул Испанию. Приютившие поэта братья Росалес хотя и были видными активными фалангистами, чудом избежали крутой расправы, но сильно поплатились за своё заступничество. Гражданский губернатор Хосе Вальдес, которому было приказано уничтожить Лорку, но он, не желая делать это сам, убыл из города «по делам», предоставив решать вопрос другим, был снят со своего поста, послан на фронт и вскоре скончался от ран. «Его убили», – утверждал сын губернатора.

Кстати, Вальдес-младший, пытаясь оградить отца от обвинений в причастности к убийству поэта, многие годы добивался права взглянуть на личное дело родителя. В конце концов ему выдали папку, которая оказалась пустой. Зачем изъяли её содержимое? Если бы приказ об убийстве Лорки отдал Кейпо-де-Льяно (а его к тому времени уже не существовало на свете) или кто-то другой, это было бы только на руку Франко – он оказался бы ни при чём. Значит…

ИСПОЛНИТЕЛИ «ИЗ НАРОДА»

Что касается прямых убийц поэта, то до недавнего времени этому вопросу не придавали особого значения. Назывались разные имена, которые потом не подтверждались. Мигелю Кабальеро удалось сделать это, опросив новых свидетелей, проделав в течение многих лет огромную работу в архивах, в актах о записях гражданского состояния, в управлении кадров испанской полиции и армии.

Возглавлял расстрельную команду некий Мариано Асенхо, родившийся в многодетной семье батраков под Толедо. Ему удалось вырваться из нищеты, поступив в армию. После службы он был принят в так называемую штурмовую гвардию – разновидность жандармерии. Несмотря на военный опыт, его, учитывая солидный возраст – 53 года, – послали под Гранаду командовать группой палачей из шести человек. На их счету более трёх тысяч жертв, которых официально именовали «без вести пропавшими». Отметим, что ещё больше республиканцев были расстреляны, также без суда и следствия, у стен муниципального кладбища близ дворца Альгамбры, но эти жертвы вносились в списки. Ровно через 13 дней после расстрела Лорки Асенхо был повышен по службе до сержанта, чего ожидал многие годы. Умер своей смертью 15 лет спустя.

Из «чёрных эскадронов» – групп фашистов, привычных к насилию и творивших репрессии по своему произволу, – в расстрельную команду добровольцем пришёл самый «живописный» её представитель – фалангист Антонио Бенавидес. Можно лишь представить ужас, который испытал при виде его Лорка, – это был его дальний родственник, внук сестры первой жены отца поэта. Бенавидес был представителем гранадского клана Альба. Члены его издавна ненавидели более удачливый и зажиточный клан Рольданов, в который входил род Лорки. Ещё одной причиной ненависти Бенавидеса могло быть то, как поэт в своей пьесе «Дом Бернарды Альбы» описал его родню: героиня этого произведения – эдакая горьковская Васса Железнова, тиран и деспот, подчинившая себе всю семью и мучающая её. Кстати, двоюродный брат Бенавидеса Хосе выведен в пьесе под именем Пепе эль-Романо, гуляки и повесы, для которого нет ничего святого. После службы в армии Антонио Бенавидес был простым пахарем, потом в поисках удачи эмигрировал в Аргентину, но ничего там не добился и вернулся на родину. После убийства Лорки он был принят в штурмовую гвардию и стал получать твёрдый годовой оклад в 3250 песет плюс 300 песет за «специальные услуги» (участие в расстрелах). После войны его изгнали из армии как «пьяницу» (из служебной характеристики), он покатился по наклонной плоскости, стал сутенёром.

Третий член расстрельной команды – тоже штурмовой гвардеец Сальвадор Варо – родился в Кадисе в семье сапожника. Поступил на военную службу, участвовал в операциях против анархистов. Он был единственным из палачей, не получившим повышения после убийства Лорки. После ухода со службы занимался продажей недвижимости под Гранадой.

Четвёртый – Антонио Эрнандес Мартин – был повышен по службе до капрала. Никогда не говорил о своём прошлом. В 1940 году уволен из армии, не выдержав «социально-политической проверки». Став пенсионером, днями просиживал за картами в одном из баров Гранады.

Пятый – родившийся в селе в Альпухарре (Андалусия) Фернандо Корреа. Когда он был ребёнком, убили его отца, лесного обходчика, мачеху и сводного брата. Служил в армии, где прославился тем, что в ходе колониальной войны в Марокко в 1921 году водрузил испанское знамя на горе Гуругу. Его умение обращаться с оружием стало причиной того, что он был зачислен в палачи. После войны остался безо всего. Когда он умер, никто не попросил выдать его тело для похорон, а потому его погребли в общей могиле.

Шестой – Хуан Хименес Каскалес, отличный стрелок из пистолета и победитель многих соревнований, после войны участвовал в борьбе с анархистами, воевал против партизан-республиканцев, действовавших на протяжении многих лет в Испании после победы Франко. В частности, участвовал в сражении против армии бывших партизанских бойцов, попавших во Францию после поражения Республики, принявших активное участие во французском Сопротивлении, а в 1945 году предпринявших неудачную попытку через Пиренеи проникнуть в Испанию и свергнуть режим Франко. Он был единственным из шести палачей, стрелявших в Лорку, который страдал от угрызений совести. «Это не для меня», – повторял он. Многие считали, что он окончит жизнь сумасшедшим. Но о его последних днях ничего не известно.

«МЕНЯ ПОЖРУТ ИСПАНСКИЕ КРЕСТЬЯНЕ…»

Итак, 16 августа Франко покинул Севилью и двинулся дальше, на север. Именно в тот же день вопреки сопротивлению Росалесов Лорка был арестован – приказ был отдан чёткий. Кабальеро утверждает, что в отсутствие губернатора Вальдеса распоряжение было отдано его заместителем, отставным подполковником жандармерии Николасом Веласко Симарро. Сделал он это безотлагательно и без внутреннего сопротивления – он принадлежал к клану Альба. К тому же он не мог испытывать симпатий к поэту, написавшему знаменитые убийственные строки про жандармов, которых народ ненавидел как верных прислужников богатеев:

Надёжен череп свинцовый –
заплакать жандарм не может;
въезжают, стянув ремнями
сердца из лаковой кожи.
Полуночны и горбаты,
несут они за плечами
песчаные смерчи страха,
клейкую мглу молчанья.
От них никуда не деться –
скачут, тая в глубинах
тусклые зодиаки
призрачных карабинов.
(Перевод А. Гелескула)

Не дожидаясь возвращения губернатора Вальдеса, бывший жандарм повелел отвезти Лорку в Виснар. Около четырёх утра в ночь с 16 на 17 августа грянул залп. Говорят, поэт был в пижаме и дрожал…

Это случилось в десяти километрах от Гранады, неподалёку от знаменитого со времён арабов источника Айнадамар («Источник слёз»). Словно сбылись слова поэта: «Испания – источник, из которого мертвецы хлебают воду, словно скот».

Мигель Кабальеро утверждает, также со слов своих очевидцев, что поэт был погребён в 400 метрах от места, которое было указано Гибсоном, и где в октябре-ноябре 2009 года целая команда учёных безуспешно пыталась найти и идентифицировать останки Лорки. Ирландский исследователь сейчас жалуется, что круг поисков по его приметам был «слишком ограничен». Другие утверждают, что к этим поискам плохо подготовились и вели их наспех. Гибсон считает, что попытку следует повторить. Получится ли это? Потомки поэта полагают, что прах его не стоит тревожить: пусть он как символ покоится и дальше среди тысячи своих братьев по несчастью.

«…И я готов к тому, что меня пожрут испанские крестьяне». Эти пророческие слова Лорки в январе нынешнего года профессор Бостонского университета Кристофер Маурер обнаружил в Библиотеке Конгресса США. Они из фрагмента черновика поэмы «Поэт в Нью-Йорке», приобретённого в своё время на аукционе за 230 долларов. И почему-то лежавшего в отделе музыки, из-за чего никто не обращал на него внимания.

Как это ни больно, но, хотя решение о физическом устранении поэта было принято в самых верхах, непосредственными убийцами его стали простолюдины, насчёт которых Лорка при всей своей демократичности и любви к народу не обольщался, особенно учитывая мракобесие, всегда отличавшее его родной город. К тому же для этих крестьян, которые хотя и были от земли, но превратились в деклассированных люмпенов на службе у фашизма, поэт был не человеком, искренне любившим простых людей и черпавшим в недрах народа свою неповторимую поэзию, – он был «барчуком-педиком», баловавшимся фортепиано, кропавшим стишки и писавшим для балаганов.

Из песни, даже такой страшной, слов не выкинешь.


Хуан КОБО, ИСПАНИЯ


Источник