Новый Товарищ
Профиль
Группа: Members
Сообщений: 49
Поблагодарили: 102
Ай-яй-юшек: 3
Штраф:(0%)
|
в книге отсутствует часть текста между файлами 28 и 29
+ Показать | Да и был ли у них выбор? Как они могли противостоять, без брони, вооруженные лишь кинжалами, пятидесяти вооруженным до зубов солдатам? И в наступившей тишине один из заговорщиков выступил вперед. — Я иду первым, о братья мои, — и он поклонился офицеру. — Я в вашем распоряжении, мессер. Офицер махнул своим солдатам. Двое отложили пики, подошли к добровольцу, схватили его и вывели за дверь. Джизмонди улыбался в предвкушении занимательного зрелища, что ожидало его во дворе. Вновь и вновь возвращались двое солдат. И с каждым их уходом число заговорщиков сокращалось на одного человека. Один тщетно пытался сопротивляться, другой закричал от страха, когда ему выкрутили руки, но в большинстве своем все держались достойно, готовые встретить смерть с высоко поднятой головой. Солдаты знали свое дело, и через десять минут в комнате осталось лишь четверо: Бентивольи, возглавляющий заговор, имел праве выйти во двор последним, двое мужчин, не садившихся за стол, но постоянно сопровождающих Бентивольи, и мессер Бенвенуто, ожидающий своей очереди и посмеивающийся про себя. Солдаты вошли в комнату и остановились, выбирая следующую жертву. Офицер указал на Бенвенуто. Тот сам шагнул к солдатам, но когда те схватили его, вырвался и повернулся к офицеру. — Мессер, мне нужно вам кое-что сказать. Офицер так и впился взглядом в маску. — Ага! Вы тот, кого мне велено найти. Назовите мне ваше имя. — Я — Бенвенуто Джизмонди. Офицер кивнул. — У меня нет права на ошибку. Вы — Бенвенуто Джизмонди и… — он замолчал, вопросительно глядя на стоящего перед ним. — И я здесь по указанию герцога Чезаре Борджа. Офицер удовлетворенно рассмеялся. Одна его рука легла на плечо Джизмонди, второй он сорвал маску. Тот, не понимая, что происходит, повернулся к Бентивольи. — Ваше высочество знает этого негодяя? — прогремел над ухом голос офицера. — Нет, — ответил Бентивольи и добавил: — Слава тебе, Господи. Бентивольи хлопнул в ладоши, а Бенвенуто слишком поздно осознал, что угодил в расставленные силки. Ибо офицер и вооруженные до зубов солдаты заявились не для того, чтобы арестовать и казнить заговорщиков, но для выявления предателя, того, кто занял место убитого на дороге Эмилия. По хлопку Бентивольи в комнату вернулись все одиннадцать мужчин в масках. Собственно, уводили их не во двор, а оставляли в двух десятка шагов от двери. Там первый из выведенных солдатами, вызвавшийся добровольцем, объяснял остальным, что таким способом Бентивольи пытается выявить предателя. *** На следующее утро Рамиро де Лоркуа, назначенный Борджа губернатор Чезены, пришел к своему господину с кинжалом и замаранным кровью листком бумаги. Он доложил, что рано утром у стены замка обнаружено тело мужчины, убитого ударом кинжала. Там же нашли и записку, которую Рамиро принес герцогу. Состояла она из трех слов: «Собственность Чезаре Борджа». В сопровождении губернатора Чезены Борджа спустился во двор, чтобы осмотреть тело. Оно лежало там, где его и нашли, укрытое отороченным мехом плащом, в котором днем раньше приходил Бенвенуто Джизмонди. Рамиро поднял плащ. Герцог глянул на уже посиневшее лицо и кивнул. — Так я и думал. Вот и прекрасно. — Ваша светлость знает его? — Жалкий бродяга, нанятый мною, да видно поручение оказалось ему не по зубам. Рамиро, черноволосый толстяк взрывного темперамента, громко выругался и заверил герцога, что обязательно найдет и накажет убийц. Но Чезаре покачал головой и улыбнулся. — Не теряй попусту времени, Рамиро. Но я могу назвать тебе главаря банды, что совершила это убийство. Если хочешь, даже скажу, по какой дороге на рассвете уехал он из Чезены. Но какой в этом толк? Он — болван, свершивший за меня суд, даже не подозревая об этом. И боюсь я его не больше, чем этого бедолагу, — и он посмотрел на Джизмонди. — Мой господин, я ничего не понимаю! — воскликнул Рамиро. — Да надобно ли это тебе? — улыбнулся герцог. — Моя воля исполнена. Это достаточный повод для того, чтобы похоронить покойника, а вместе с ним и всю эту историю. Герцог отвернулся, чтобы оказаться лицом к лицу со спешащим к ним Герарди. — А, я вижу новости дошли до тебя, — приветствовал его герцог. — Узнаешь, кто это? Герарди посмотрел на убитого, пожал плечами. — Но вы могли захватить их всех. — И в итоге прослыл бы во всей Италии кровавым мясником. Завистливая Венеция, Милан, обожающая позлословить Флоренция, все они начали бы честить меня на всех углах. Нет, пользы от этого было бы чуть, — он взял секретаря под руку и увлек за собой. — А так я как следует напугал их прошлой ночью, — герцог мечтательно улыбнулся. — Им же и в голову не придет, что произошло все случайно, что этот Бенвенуто Джизмонди — обыкновенный грабитель, убивший мессера Креспи, чтобы поживиться дукатами в его кошельке. Нет, они убеждены, что именно я распорядился убить мессера Креспи и вместо него послать на их тайное сборище своего человека. Теперь они знают наверняка, что глаз у меня, как у Аргуса, а посему и думать забудут о заговорах. Их парализует страх перед вездесущностью моих шпионов. После этой ночи ни один из заговорщиков не может почитать себя в полной безопасности, они забьются в свои дома, забыв обо всем, кроме страха за собственную жизнь. Мог ли я достичь лучшего результата, повесив их всех? Думаю, что нет, Агабито. Бенвенуто Джизмонди помог мне полностью осуществить задуманное, да и сам получил по заслугам.
Глава 5. ЗАПАДНЯ
Мессер Бальдассаре Шипионе вышел в проулок и затворил за собой зеленую калитку, ведущую в сад. Постоял в уже сгущающихся сумерках, улыбаясь самому себе, потом поплотнее закутался в алый плащ и зашагал, звеня шпорами. По выправке в нем с первого взгляда узнавался военный. Мессер Бальдассаре был капитаном войск герцога, расквартированных в Урбино. На углу, там, где проулок вывел его на Виа дель Кане, капитан столкнулся с великолепно одетым господином, глаза которого при виде улыбки, все еще блуждающей по лицу мессера Шипионе, превратились в щелочки. Звали господина Франческо дельи Омодей, и он приходился кузеном даме Бальдассаре. Капитан сдержал шаг и галантно поклонился мессеру Франческо в ответ на поклон последнего. С этим он и прошел бы мимо, но мессер Франческо загородил ему дорогу. — Решили подышать свежим воздухом, господин капитан? — поинтересовался он с легкой усмешкой. — Да, знаете ли, — и Бальдассаре широко улыбнулся в лицо молодому человеку, классически красивое, если бы не мрачные глаза и жестокий рот. — Но вы, кажется, намерены задержать меня? — С вашего разрешения, я пойду с вами, — и Франческо пристроился рядом. — Я, конечно, польщен такой честью, но хотел бы пойти один, — возразил Бальдассаре. — Мне нужно поговорить с вами. — Это я уже понял. Да вот мне не хочется слушать вас. Не повлияет ли последнее на ваше желание? — Ни в малой степени, — нагло рассмеялся Франческо. Бальдассаре пожал плечами и двинулся дальше, левая рука его опустилась на рукоять меча, так что ножны приподняли сзади алый плащ. — Мессер Бальдассаре, вы слишком часто появляетесь на этой улице, — продолжал Франческо. — Слишком часто для кого? — ровным голосом поинтересовался капитан. — Меня, во всяком случае, такое не устраивает. — Возможно. А я вот считаю, что бываю здесь чересчур редко, но, откровенно говоря, полагаю, что, кроме меня, никому до этого дела нет. — Мне это не нравится, — упорствовал Франческо. Бальдассаре улыбнулся. — Разве кто может похвалиться, что все ему по нраву? Вот я, мессер Франческо, питаю к вам глубокую неприязнь. Однако вынужден страдать, потому что вы идете рядом. — Совсем не обязательно затягивать ваши страдания. — Они кончились бы разом, если бы вам достало благородства осознать, что ваша компания меня не радует. — Не так уж сложно все поправить, — и Франческо чуть вытащил меч из ножен. — Для вас, — вздохнул Бальдассаре, — но, увы, не для меня. Я — армейский командир. И не пристало мне ввязываться в личные ссоры. Его светлость герцог Валентино терпеть не может нарушения изданных им законов. А мессер Рамирес, назначенный герцогом губернатор Урбино, ревностно следит, чтобы они выполнялись. И я не хочу поставить под удар себя, ради того чтобы наказать вас. А вы, мессер Франческо, похоже, не только трус, но и хитрец, раз позволяете себе оскорблять меня, зная, что на слова ваши я при нынешнем положении дел не могу ответить действием. Спокойный монолог скрыл ураган, бушующий в душе офицера, ибо ему стоило немалых усилий сдержаться. Прежде чем поступить на службу к герцогу, Бальдассаре Шипионе не один год храбро сражался в испанской армии, и собратья по оружию хорошо знали его мужество и отвагу. Так что можно представить себе, какой ценой давалась ему выдержка в общении с этим урбинским хлыщом. Франческо резко остановился, лицо его вспыхнуло. — Вы меня оскорбляете! — Надеюсь, что да, — бесстрастно согласился с ним Бальдассаре. — Я не потерплю такой наглости! — Отрадно видеть, что вы решили не давать мне спуску, — улыбнулся капитан. На лице Франческо отразилось недоумение. Он не понял, что означает последняя фраза, и Бальдассаре не замедлил разъяснить ему, что к чему. — Если вы нападете на меня прямо на улице, мне не останется ничего иного, как защищаться. И никто не будет винить меня, чем бы ни закончилась наша схватка. Ибо найдется немало свидетелей, которые покажут, что первым выхватили меч вы. Так что, умоляю вас, не теряйте времени и побыстрее начинайте наказывать мою наглость. Кровь отлила от лица Франческо. Дыхание его участилось. Губы изогнулись в улыбке. — Понятно, мне все понятно. Если я убью вас, мне придется держать ответ перед губернатором. — Пусть вас не заботит моя смерть, — Бальдассаре по-прежнему улыбался, — ибо я прослежу, чтобы до этого дело не дошло. Франческо одарил капитана злобным взглядом, пожал плечами, выругался, повернулся и пошел прочь, сопровождаемый презрительным смехом Бальдассаре. Несмотря на сгустившиеся сумерки, многие прохожие, узнавая, здоровались с ним, в Урбино мессер Франческо дельи Омодей был личностью известной. Направлялся он к дому своего друга, Америго Вителли. Америго как раз ужинал, но Франческо отклонил приглашение присоединиться к обильной трапезе. — Не могу есть, — прорычал он. — Я сыт по горло наглостью этого Шипионе. Вот где она у меня сидит! — и плюхнулся на стул напротив хозяина дома. Маленькие светлые глазки Америго озабоченно наблюдали за Франческо. Америго приходился племянником Вителлоццо Вителли, правителю Кастелло, служившему у Чезаре Борджа. Одного возраста с Франческо, более он ничем не напоминал своего приятеля: среднего, и даже чуть ниже, роста, полный, с одутловатым лицом, указывающим на склонность к излишествам. Разодетый в синий бархат, надушенный, блистающий драгоценностями, прислуживали ему за столом двое симпатичных юношей, одетых в золотое с синим, родовые цвета Вителли. Комната, в которой ужинал Америго, богатством убранства могла потягаться с любым дворцом. С потолка, на котором художник изобразил не слишком пристойные забавы Бахуса и Ариадны, свисал посеребренный канделябр с двенадцатью свечами из пропитанного благовониями воска, заливавшими комнату ровным золотистым светом. Стены украшали фламандские гобелены с эротическими обращениями Юпитера: в лебедя, чтобы соблазнить Леду, в быка, чтобы умыкнуть Европу, в золотой дождь, дабы проникнуть к Данае. Стол устилала белоснежная скатерть, а любые стоявшие на ней вазы для фруктов, блюда, кувшины или чаши можно было смело называть произведением искусства. Раскрытые окна за спиной Вителли наполняли комнату садовыми ароматами. На фоне уже лилового неба темнела громада замка. Один из разряженных в шелк пажей поспешил к Франческо с хрустальной чашей. Из стеклянного кувшина с ручками из слоновой кости налил старого фалернского вина. Франческо одним глотком осушил полчаши, и Америго недовольно нахмурился. Да и понятно, такое вино нужно смаковать, пить маленькими глоточками, наслаждаясь каждой каплей, а не хлебать, словно пойло из таверны. Франческо же и не заметил, что оскорбил тонкий вкус хозяина дома, поставил чашу на стол и откинулся на спинку стула с потемневшим от злости лицом. — Что с тобой случилось? — справился Америго. Франческо коротко рассказал о стычке с Бальдассаре. Америго слушал внимательно, одновременно нарезая ломтиками персик и бросая их в свою чашу. — Топорная работа, — изрек он, когда Франческо замолчал, мстя последнему за столь пренебрежительное отношение к фалернскому. — Топорная! — взревел Франческо, наклоняясь вперед. Эта последняя капля переполнила чашу его терпения. Вителли улыбнулся и дал знак пажам оставить их одних. Подождал, пока не закроется дверь. — Послушай, Франческо, — говорил он размеренно, растягивая слова, речь его не ускорялась даже от выпитого вина. — Этот Шипионе нам мешает. Твой бестолковый дядюшка, далекий от мира сего, дает своей дочери слишком много свободы, которой она беззастенчиво и пользуется, раз за разом встречаясь с этим выскочкой, — он помолчал, провел пухлой, украшенной перстнями рукой по уложенным волосам. — И насколько я понимаю, выход у тебя один. Ты должен… убрать его. — Я должен! — фыркнул Франческо. — Ну ты хорош, клянусь Богом! Я должен убрать соперника, который преграждает тебе путь к сердцу моей кузины! Америго добродушно улыбнулся. — Я думал, это вопрос решенный. Цену мы оговорили — половина ее приданого станет твоей. Или я тебя не правильно понял? — говорил он, не поднимая головы, серебряной ложечкой помешивая вино с дольками персика. Вытащил одну дольку, положил в рот. Франческо, чернее тучи, молча сверлил взглядом своего приятеля. Наконец разлепил губы. — Будь я кавалером, я предпочел бы дуэль. Америго пожал плечами. — Дуэль! О, я, как и любой другой мужчина, не оставлю безнаказанным нанесенное мне оскорбление. Но дуэль! Упаси нас, Господи. Дурацкая затея! Ну посуди сам, если человек мне неприятен, зачем давать ему шанс убить меня? Какой мне будет прок от моей же смерти? — Тем не менее, — упорствовал Франческо, — если б этот выскочка стоял между мной и моей любимой, да еще она отдавала бы ему предпочтение, меня не отпугнуло бы его умение владеть мечом. — Тогда в чем же дело? — усмехнулся Америго. — Раз ты такой мастер, найди этого прохвоста, брось перчатку в его самодовольную физиономию, и он получит отличную возможность проделать дырку в твоем животе. Друг мой, я очень ценю твой юмор. — Это не юмор, — холодно возразил Франческо. — Да и кавалер — не я. — Вот тут позволь с тобой не согласиться. Только любишь ты не женщину, но золото. И если мужчина, сидящий без гроша в кармане, не решается сделать что-либо ради желтых дукатов, он не пойдет на то же самое и из-за женщины. Чувствуется, что в тебе говорит злость. Не знаю как, но этому господину удалось хорошенько тебя распалить. — Так что же мне делать? — сердито спросил Франческо. — То, что ты мне советовал, — Америго доел последнюю дольку персика, запил ее вином. Франческо пристально посмотрел на него. — Ты любишь Беатрис? — Как персики в вине. Нет, даже больше. Конечно, люблю, но не так сильно, чтобы ради победы пожертвовать жизнью, которую я всецело хочу посвятить служению ей. Франческо встал. — Если я умру от руки этого негодяя, в чем ты видишь выгоду? — Ну, для тебя-то выгода несомненная — кредиторы разом отстанут. Для меня — никакой, разве что губернатор прикажет повесить Шипионе. Но в этом я сильно сомневаюсь. — Так ты теперь понимаешь, что дуэль — не более чем глупость? — Иной раз мне кажется, что у тебя не все в порядке с головой, Франческо. Не я ли только что втолковывал тебе эту мысль? — Значит, мы должны отыскать другой путь, — Скорее искать придется тебе. Мы заключили сделку, причем на твоих же условиях. Франческо ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Но что, что мне предпринять? — Я полностью полагаюсь на богатство твоего воображения, Чекко. — О, ты все смеешься. Лучше бы и сам пошевелил мозгами. — Зачем напрягаться, если в выигрыше от этого окажешься только ты? Святая Дева! — в голосе его послышались нотки нетерпения. — Я плачу тебе не для того, чтобы все делать самому. Франческо навис над столом, их лица разделяло не больше фута. — А если я потерплю неудачу, Америго? Что тогда? — Я подумаю над этим лишь после того, как ты распишешься в собственном бессилии. Переполнявшая Франческо ярость едва не выхлестнулась через край, и он открыл было рот, чтобы отказаться от участия в этой затее. Но вовремя вспомнил о кредиторах-евреях и почел за благо поговорить о другом. — Ты поручил мне очень сложное дело, — пожаловался Франческо. — Но я и предлагаю тебе солидное вознаграждение, — возразил Америго. — Мы не уговаривались об убийстве Шипионе. — Суть нашей сделки в другом: ты обеспечиваешь мою свадьбу с твоей кузиной. Если для этого требуется убить Шипионе, что ж, это твои заботы. — Ты же знаешь, как сложно в наше время найти в Урбино наемных убийц, — напомнил Франческо Омодей. — Губернатор, назначенный герцогом, изменил здешние порядки точно так же, как сам Чезаре Борджа, провалиться бы ему в ад, меняет лицо всей Италии. Клянусь Богом! Герцог Валентино обещал нам свободу. А что мы получили? Рабство, какого не знавал мир, — он отодвинул стул, поднялся и закружил по комнате. — Он превратил нас всех в детей. Мы уже не вправе сами распоряжаться своей жизнью и преодолевать возникшие трудности, как нам того хочется. Мы должны ходить по струночке, а губернатор, словно заботливая няня, следит, чтобы мы не поломали игрушки. Идем не менее Италия его терпит! Франческо вскинул руки к потолку, словно призывая в свидетели своей правоты небожителей. — Этот Шипионе, мозгляк, ничтожество, отравляет нам жизнь. Но я не могу нанять бандита, чтобы перерезать ему горло, потому что губернатор и закон стоят на страже, а наказание грозит не только бандиту, — вновь кулак его врезался в открытую ладонь, как бы подчеркивая его возмущение. — Не только бандиту, но и тому, кто его нанял, сколь бы высокое положение ни занимал он в обществе. И это… это свобода! Правовое государство! Он выругался, пожал плечами и вновь уселся за стол, обессиленный всплеском эмоций. Америго лишь улыбнулся. — Все это мне известно. Но я никак не возьму в толк, чем поможет тебе поднятая тобой же буря в стакане воды? Закон есть закон, к нему нужно приспосабливаться. Я рассчитываю на твою помощь, Франческо. — Но я не знаю, как тебе помочь. — Ты что-нибудь придумаешь, Чекко. Обязательно придумаешь. Ты умен и расчетлив. Я в тебя верю. И помни, как только я женюсь на Беатрис, ты получишь обещанное вознаграждение. Франческо наконец-то понял, что от Америго ждать ему нечего. Или у того полностью отсутствовало воображение, или, что представлялось куда более вероятным, поставив цель, он старался не предпринимать никаких усилий для ее достижения, дабы в случае неудачи его не могли обвинить в соучастии. И хотел он лишь одного — чтобы Франческо обеспечил ему свадьбу с Беатрис дельи Омодей. Остальное, то есть все промежуточные стадии, целиком лежали на совести Франческо. Америго не считал возможным расплачиваться с приятелем половиной приданого будущей жены да при этом рисковать чуть ли не головой. И Франческо не оставалось ничего другого, как смириться с довольно-таки банальной мыслью: никто ему не поможет, кроме себя самого. Хотелось бы, конечно, воспользоваться услугами наемного убийцы, но последних оставалось все меньше и меньше во владениях Борджа. При этом едва ли кто из них под пыткой не выдал бы имя своего работодателя. А пример того, к чему это приводит, еще стоял у Франческо перед глазами. Не прошло и двух недель, как его близкий друг нанял такого вот головореза, чтобы свести счеты со своим врагом. Головореза выследили, схватили, вызнали у него фамилию приятеля Франческо. Которого и повесили, несмотря на знатность рода, рядом с бандитом. И Франческо никак не устраивала подобная участь, несмотря на все нетерпение кредиторов. Но вот в голове его сверкнула светлая мысль: избавиться от Шипионе, во всяком случае, развести его и Беатрис, без кровопролития. А для этого следует пробудить в дяде, старом графе Омодее, чувство отцовской ответственности за дочь. На следующий день он отправился к графу и нашел его в библиотеке, среди сокровищ разума, которые значили для него больше чести дочери, семьи да и всего остального. Седоволосый граф встретил Франческо холодно: он читал «De Rerum Natura» note 1 Лукреция, книгу, только что выпущенную печатной фабрикой, построенной в Фано под патронажем Чезаре Борджа. Естественно, появление племянника его не обрадовало. Он вообще не любил этого щеголя и мота, а когда Франческо начал учить старого графа, как присматривать за дочерью, тот просто рассвирепел. — Я пришел, чтобы поговорить с вами о Байс, — напористо начал Франческо. Граф сдвинул роговые очки на лоб, заложил пальцем страницу, которую читал, и посмотрел на племянника. — О Байс? А какое тебе до нее дело? — Во-первых, я ваш племянник, во-вторых, — Омодей, так что мне небезразлична семейная честь. Брови графа сошлись у переносицы. — И кто назначил тебя хранителем семейной чести? — не без ехидства поинтересовался он. — Мать-природа, мой господин, — последовал решительный ответ, — когда я появился на свет в роду Омодеев. — Ах, природа, — покивал граф. — А я-то подумал, что твои кредиторы. Франческо даже покраснел. Он не ожидал, что граф, столь увлеченный книгами, в курсе его дел. — Так что ты хотел мне сказать? — продолжил старик. — Байс слишком вольно трактует свободу, которую вы даровали ей. Ей недостает скромности, которую мы ценим в наших девушках. Ее имя… ее честное имя в опасности. Один из солдат Чезаре Борджа… — Ты имеешь в виду Бальдассаре Шипионе, не так ли? — прервал его граф. От изумления у Франческо отвисла челюсть. — Вы… вы знаете? — Еще бы. Ты опоздал на час. — На час? Куда? — Франческо отказывался что-либо понимать. — Со своими предупреждениями о Байс и капитане. Они обручены. — Обручены? — Вот именно, — граф явно наслаждался недоумением племянника, к которому, как уже указывалось выше, не питал добрых чувств. — Час назад ее капитан приходил ко мне по этому самому делу. Отличный парень, Чекко, да еще и образованный. Он и принес мне эту книгу Лукреция. Удивительное произведение. Сколь убедительно доказывает Лукреций, что в природе все взаимосвязано. Надо бы тебе почитать эту книгу, раз ты относишься к природе с таким пиететом. Франческо охватила ярость. — И вы продали дочь в обмен на эту паршивую книжонку? — воскликнул он. — Дурак ты, Франческо, — вздохнул граф. — Шипионе женится на Байс. А мне тебе сказать больше нечего. — Но у меня есть! — Так пойди куда-нибудь еще, там и выговорись, черт бы тебя побрал! Ты прервал меня на самом интересном месте. Пойди к своим кредиторам. Они с удовольствием выслушают тебя. Но Франческо не сдвинулся с места. — Да что вы знаете об этом Шипионе? Старший Омодей обреченно вздохнул, чувствуя, что отделаться от племянника ему не удастся. — А что я знаю о любом другом человеке? Он не только отличный солдат, но и обладает глубокими научными знаниями, а такое сочетание в наши дни ой как редко и характеризует его с самой лучшей стороны. Кроме того, он любит Байс, а Байс любит его. Так дай им Бог счастья. — Ха! — в смехе Франческо не слышалось веселья. — Ха! Но кто он? Откуда? Из какой семьи? Последний вопрос сорвался с губ Франческо разве что от отчаяния. Еще не договорив, он понял, что проиграл. Упоминание о семье редко задевало какие-то струны в душе чинквичентолиста . Семья, игрушка, еще привлекавшая своей новизной остальную Европу, в шестнадцатом веке перестала существовать для просвещенного итальянца, который теперь судил о людях лишь по личным достоинствам. А если вспомнить, что Франческо оторвал графа от Лукреция, нет нужды удивляться, что последний лишь пренебрежительно фыркнул. — Если б ты читал Лукреция, Франческо, то куда меньше думал бы о семье. — Я не читал Лукреция, как, впрочем, и весь мир не открывал его книг, но… — Если б ты читал Лукреция, то меньше бы думал и о мире. — Но я его не читал! — взорвался Франческо. — А если бы прочел, понял бы, что с ним мне общаться куда интереснее, чем с тобой. Так что иди с миром, Франческо, и не мешай мне насладиться мудростью древних. И Франческо ушел, раздосадованный. Его переполняли отчаяние и ярость. Не повидаться ли вновь с Америго, подумал он, но с ходу отмел эту мысль. Толку не будет. Поиски мирного пути привели его в тупик. И избавиться от этого авантюриста, открыв путь для Америго, естественно, не без выгоды для себя, он мог, лишь прибегнув к испытанному средству: мечу или кинжалу. Франческо побледнел. Решиться на убийство он не мог. Ему мешало слишком живое воображение, ибо он буквально почувствовал, как сжимается петля на его шее. Значит, оставалась дуэль. Он подстережет капитана и заставит первым обнажить меч. И никто не посмеет обвинить его в убийстве, поскольку зачинщиком был не он. А если капитан убьет его? Нельзя исключить и такую возможность, а его кредиторы, с горечью подумал Франческо, в любом случае останутся в выигрыше, ибо после его смерти им достанется и дом, и все еще принадлежащие ему земли. Уже спустилась ночь, а он по-прежнему бился над неразрешимой задачей. И вспомнил-таки, что столкнулся с похожей ситуацией в книге Лоренцо Валлы. Читать Франческо не любил, но этот писатель ему нравился, и иногда на ночь он пролистывал его книгу. Вот и теперь Франческо достал ее из сундука и раскрыл на нужной ему странице. Речь там шла об убийстве и мотивах, его оправдывающих. Валла писал: "Возьмем, к примеру, мессера Ринальдо ди Пальмеро, дворянина из Тосканы, его наверняка помнят многие из читателей, который поздней ночью, услышав голоса в спальне своей сестры, зашел туда, чтобы увидеть ее в объятьях кавалера, некоего мессера Лиджио д'Асти. Мессер Ринальдо, ослепленный праведным гневом, выхватил кинжал и заколол их обоих, дабы их кровью смыть позор с их дома. И суд оправдал мессера Ринальдо, посчитав, что его деяние абсолютно правомерно. Такое убийство с самых древних времен не подлежит наказанию. Неотъемлемое право каждого мужчины — убить того, кто без всякого уважения относится к чести его ближайших родственниц, при условии, что он застал обидчика на месте преступления". Франческо отложил книгу, надолго задумался. «На месте преступления». О, подчеркивал Валла, в этом-то и вся сложнсть. Только при выполнении этого условия убийца мог избежать виселицы, ибо в этом случае мог неопровержимо доказать вину убитого. То есть не оставалось ничего другого, как глубокой ночью заманить Шипионе в дом Беатрис, застать его врасплох и поразить ударом кинжала в сердце. И тогда никто не посмеет обвинить его в предумышленном убийстве. Пусть Беатрис ему не родная сестра, но родство достаточно близкое, чтоб требовать для себя право постоять за честь Омодеев. Но как… как заманить Шипионе в западню? И тут его осенило. Ему открылась истина! Чудовищный план зародился в его мозгу. Но Франческо не собирался отступиться от него, поскольку так и только так мог достигнуть желанной цели. Он встал, потянулся, как после тяжелой работы, и удовлетворенно рассмеялся. Поутру он вновь вернулся к составленному накануне плану. Утро, как известно, вечера мудренее, но и проснувшись, он не нашел изъянов в найденном решении. Наоборот, оно показалось ему еще более привлекательным, он находил в нем все новые достоинства, которых ранее просто не замечал. Едва ли он смог бы найти более оптимальный вариант. И суд Борджа, а то действительно был суд, не имел оснований для того, чтобы признать его виновным. И никто не поставил бы под сомнение его мотивы, несмотря на то, что он выказывал к Шипионе личную неприязнь. Присутствие Шипионе в спальне монны Беатрис глубокой ночью — вот ответ на любой вопрос, оспаривающий правомерность его поступка. |
|