Alekso, 11.11.2012 17:22
—
развернуть
Смерть героя
Формула героя. Совсем как в жизни: в нынешней литературе есть всё, кроме настоящих героев
Нынешняя литература напоминает заброшенный парк, местами переходящий в пустырь. Вдалеке белеют в зелени статуи литературных героев. Но многие уже разрушены. Их обломки валяются в траве. Постаменты пусты. Кто их займёт? И займёт ли вообще?
Придумать героя. Вдохнуть в него жизнь. Как это авторам удаётся? Что-то иррациональное, загадочное. Таинственная, скрытая от глаз простых смертных лаборатория алхимика. Ожидание чуда.
К сожалению, в жизни чудеса случаются редко.
Литература у нас есть, есть и молодые писатели, и признанные мастера, есть писатели «серьёзные», есть авторы масслита. Есть «толстые» журналы, есть книгоиздатели, есть критика, есть литературные премии. У нас нет настоящих литературных героев.
В триаде «стиль — сюжет — герой» не хватает последнего звена. Герой, который стал бы нарицательным, герой, чья слава превзошла бы славу своего создателя, где он?
Печорин, Базаров, Татьяна Ларина, Наташа Ростова, Остап Бендер — всё это в давнем прошлом. Даже солдату Чонкину, последнему (пусть и глубоко чуждому мне) герою, уже более четверти века.
В массовой литературе дела обстоят несколько иначе. Многотомные серии детективов требуют героя, он — необходимая деталь, обязательный ингредиент. Но и здесь негусто.
Конечно, Каменская и Фандорин. Но даже их успех был бы неполон без шумно разрекламированных экранизаций. Теперь Фандорин уже ассоциируется не с героем Акунина, но с Олегом Меньшиковым или Егором Бероевым, а Каменская с Еленой Яковлевой.
Остальные и вовсе забываются, сливаются друг с другом, стоит только перелистать покетбук и отправить его по назначению — в мусорную корзину.
Бескрайние унылые просторы большой литературы как Саргассово море: ни островов, ни течения, ни ветра. Иногда на горизонте померещится мачта с пиратским флагом. Мираж. Писатель опять обманул.
Пару лет назад Александр Кабаков, представляя читателям «Октября» повестушку одного молодого прозаика, автора ни много ни мало ремейка «Молодой гвардии», заметил: «Мне кажется, что форма ремейка была выбрана (может быть, подсознательно) от смущения: вроде бы неловко теперь всерьёз писать о подвигах».
Вот так, неловко, будто речь идёт о вещах постыдных.
Откуда же герою взяться в мире всеобщего скепсиса? Кумиры разоблачены, идеалы осмеяны. На Западе на это ушёл целый век, в нашей стране хватило 15 лет.
Всё смело, как водой смыло.
За полтора десятка лет учебники по истории переписывали с завидной регулярностью. Одними «переписчиками» двигала совесть, стремление донести до читателя результат научного поиска; другими — элементарный расчёт. В любом случае массовый читатель/зритель был дезориентирован. Одни и те же мифы были развеяны и осмеяны, потом вновь восстановлены, подновлены. Где правда?
Веру в идеалы убили не из злого умысла, а, видимо, так, ненароком. Всё равно как человека перевернули бы с ног на голову, потом снова поставили на ноги и опять на голову — и так несколько раз.
В таком перевёрнутом мире серьёзное и шутовское поменялись местами. Подвиг, славу, героизм, самоотверженность перестали воспринимать всерьёз. Всерьёз стали воспринимать именно шутовство.
Ленин стал грибом, маршал Жуков — маршалом Зуковым, гайдаровские Чук и Гек превратились в Щука и Хека (а потом уже в щуку и хека). Адорно утверждал, что после Освенцима нельзя писать стихи. А можно ли создать героя после «Голой пионерки»?
«Рядовые изделия литературного постмодерна тем и неинтересны, что игра есть, а выигрыша нет. Там игра, выражаясь по-старинному, не на интерес. Там — пересмешничество без смысла и цели, там — пародирование ради гротескного сходства, и только, там — разрушение сделанного другими как самоценный акт, там — использование чужого как вторсырья: вроде резки линкора на металлолом для ширпотреба», — замечает всё тот же Александр Кабаков.
Но вот пришло в литературу новое поколение. Шумно пришло, с лозунгами («Да здравствует новый реализм!»), даже с боевым кличем («Ура!»). Пришли, чтобы вернуть литературу на путь истинный.
Два года назад Захар Прилепин заявил: «Должна быть ставка на героя… у нас не хватает человека счастливого, не хватает человека сильного. Рефлексией мы все обожрались. В жизни немало смелых, удачных, сильных, уверенных русских людей. Наша литература — это литература проигранных людей. А общество давно уже опирается на других людей, умеющих постоять и за себя, и за народ. Давно пора, чтобы у русских людей всё и во всём получалось».
Хорошая заявка, но героя Прилепин пока что не создал. А его коллеги, «новые реалисты», подавно. Да и откуда они этого героя возьмут, все эти филологические мальчики и девочки? Читали Борхеса и Кортасара, но представления не имеют об окружающем мире.
Прав Роман Сенчин: «Бумажные люди плодят бумажных героев».
Как же надоел образ рефлексирующего неудачника, который кочевал и кочует из романа в повесть, из рассказа в пьесу!
Но стоит ли их упрекать, ведь и куда более опытные, искусные мастера, всерьёз пытавшиеся создать нового героя (современного, успешного, энергичного), потерпели поражение: Василий Аксёнов, Анатолий Курчаткин, Ольга Славникова.
Своего Бальзака у нас нет, нет даже Мамина-Сибиряка. Сколько раз пытались писатели создать образ успешной бизнес-леди, и что же? Бессчётные героини Татьяны Устиновой, гламурные дамы Оксаны Робски ненадолго задерживаются в памяти читателя.
Бывает, сами писатели становятся героями своих книг. Но редкий писатель столь интересен, ярок, необычен, чтобы надолго притягивать внимание читателя.
Эдуард Лимонов создал себе великолепную биографию, возможно, именно ради успеха у читателя: воитель, нонконформист, бунтарь, дуче. В общем, отчасти получилось: у него много читателей, немало последователей, влюблённых в него фанатов.
Но Лимонов у нас один, других не предвидится.
Может быть, герой и в самом деле умер? Нужен ли он читателю? Вернёмся к словам Захара Прилепина. Да, в жизни герой есть, но стоит ли воссоздавать его в художественном мире?
Достоевский в «Дневнике писателя» рассказал о настоящем герое, русском солдате, который отказался принять ислам и мученически умер за Христа. Но русское общество его героем не признало, предпочтя литературного Рахметова и настоящих бомбистов.
Если б не Достоевский, его бы и не вспоминали, как не вспоминают сейчас о Евгении Родионове. Только Александр Проханов сделал его прототипом Звонарёва, одного из героев «Идущих в ночи». Но этот роман мало кто читал за пределами круга «Нашего современника».
Нет, герой читателю нужен, даже необходим. Не обязательно герой литературный, в наше телевизионное время его появления ждут скорее с экрана.
Вспомним фантастический успех фильма «Остров». Сомнительный образ раскаявшегося труса и предателя, который превратился то ли в старца, то ли в юродивого, оказался вдруг необычайно популярен.
Незаурядный, но мрачный и тоскливый фильм, который лет пятнадцать назад посмотрела бы лишь кучка профессиональных киноведов, стал всенародным событием.
Успех «Даниэля Штайна» тоже не в последнюю очередь связан с читательской тоской по герою, причём по герою безусловно положительному. Мне пришлось беседовать со многими читателями Улицкой. Это были люди далёкие от литературы. И почти все утверждали: главное в книге — замечательный герой, добрый христианин, благородный и бесстрашный человек.
Даниэль Штайн — далеко не самый интересный из героев Людмилы Улицкой: скучный, схематичный, неживой. Даже нравственный облик сомнителен — чего стоят «отеческие» отношения с эсэсовцем Рейнгольдом, ответственным за истребление еврейского населения в округе Эмска.
Но даже это простили, не заметили, так велика у нас тоска по настоящему герою. По герою, который занят был бы чем-то более важным, чем поглощение осетрины на фуршете.
Борис Моржов из повести Алексея Иванова «Блуда и МУДО», пожалуй, самый живой и нетривиальный литературный герой наших дней. Но автор его похоронил под валом нецензурной лексики. Добропорядочные и консервативные читатели не пожелали Моржова откапывать. Отвернулись брезгливо.
Кого ещё назвать? Схематичного, из математической головы выведенного майора Жилина (Владимир Маканин. «Асан»)? Блёклого и скучного Жохова (Леонид Юзефович. «Журавли и карлики»)? Мента-убийцу Николая Михайловича (Роман Сенчин. «Елтышевы»)?
Из тоски по герою, помноженной на хронический недостаток свежих идей, появились многочисленные ремейки, которые стали проникать даже на страницы литературных журналов, обычно строгих ко всякого рода «шалостям».
Устойчив спрос на мемуары, книги, написанные медийными героями, от генерала Шаманова до Ксюши Собчак, и, разумеется, на книги о великих людях.
Издательство «Молодая гвардия» вовсю эксплуатирует золотую жилу ЖЗЛ. Книги этой серии выходят в таком количестве и в таком потрясающем (от Иоганна Вольфганга Гёте до Эдуарда Стрельцова) диапазоне, что издательство, очевидно, даже не тратит драгоценного времени на самую скромную редактуру. И так берут!
Читатель-то героя ждёт, но что ему может дать современный писатель, не связанный контрактом на серию детективов и морально не готовый опуститься ниже плинтуса?
Состояние современной литературы напоминает мне заброшенный парк, местами переходящий в пустырь. Где-то вдалеке белеют в зелени статуи литературных героев. Но многие уже разрушены. Их обломки валяются в траве. Постаменты пусты. Кто их займёт? И займёт ли вообще?
Текст: Сергей Беляков
Источник: Частный корреспондент Опубликовано 08.11.2012
Формула героя. Совсем как в жизни: в нынешней литературе есть всё, кроме настоящих героев
Нынешняя литература напоминает заброшенный парк, местами переходящий в пустырь. Вдалеке белеют в зелени статуи литературных героев. Но многие уже разрушены. Их обломки валяются в траве. Постаменты пусты. Кто их займёт? И займёт ли вообще?
Придумать героя. Вдохнуть в него жизнь. Как это авторам удаётся? Что-то иррациональное, загадочное. Таинственная, скрытая от глаз простых смертных лаборатория алхимика. Ожидание чуда.
К сожалению, в жизни чудеса случаются редко.
Литература у нас есть, есть и молодые писатели, и признанные мастера, есть писатели «серьёзные», есть авторы масслита. Есть «толстые» журналы, есть книгоиздатели, есть критика, есть литературные премии. У нас нет настоящих литературных героев.
В триаде «стиль — сюжет — герой» не хватает последнего звена. Герой, который стал бы нарицательным, герой, чья слава превзошла бы славу своего создателя, где он?
Печорин, Базаров, Татьяна Ларина, Наташа Ростова, Остап Бендер — всё это в давнем прошлом. Даже солдату Чонкину, последнему (пусть и глубоко чуждому мне) герою, уже более четверти века.
В массовой литературе дела обстоят несколько иначе. Многотомные серии детективов требуют героя, он — необходимая деталь, обязательный ингредиент. Но и здесь негусто.
Конечно, Каменская и Фандорин. Но даже их успех был бы неполон без шумно разрекламированных экранизаций. Теперь Фандорин уже ассоциируется не с героем Акунина, но с Олегом Меньшиковым или Егором Бероевым, а Каменская с Еленой Яковлевой.
Остальные и вовсе забываются, сливаются друг с другом, стоит только перелистать покетбук и отправить его по назначению — в мусорную корзину.
Бескрайние унылые просторы большой литературы как Саргассово море: ни островов, ни течения, ни ветра. Иногда на горизонте померещится мачта с пиратским флагом. Мираж. Писатель опять обманул.
Пару лет назад Александр Кабаков, представляя читателям «Октября» повестушку одного молодого прозаика, автора ни много ни мало ремейка «Молодой гвардии», заметил: «Мне кажется, что форма ремейка была выбрана (может быть, подсознательно) от смущения: вроде бы неловко теперь всерьёз писать о подвигах».
Вот так, неловко, будто речь идёт о вещах постыдных.
Откуда же герою взяться в мире всеобщего скепсиса? Кумиры разоблачены, идеалы осмеяны. На Западе на это ушёл целый век, в нашей стране хватило 15 лет.
Всё смело, как водой смыло.
За полтора десятка лет учебники по истории переписывали с завидной регулярностью. Одними «переписчиками» двигала совесть, стремление донести до читателя результат научного поиска; другими — элементарный расчёт. В любом случае массовый читатель/зритель был дезориентирован. Одни и те же мифы были развеяны и осмеяны, потом вновь восстановлены, подновлены. Где правда?
Веру в идеалы убили не из злого умысла, а, видимо, так, ненароком. Всё равно как человека перевернули бы с ног на голову, потом снова поставили на ноги и опять на голову — и так несколько раз.
В таком перевёрнутом мире серьёзное и шутовское поменялись местами. Подвиг, славу, героизм, самоотверженность перестали воспринимать всерьёз. Всерьёз стали воспринимать именно шутовство.
Ленин стал грибом, маршал Жуков — маршалом Зуковым, гайдаровские Чук и Гек превратились в Щука и Хека (а потом уже в щуку и хека). Адорно утверждал, что после Освенцима нельзя писать стихи. А можно ли создать героя после «Голой пионерки»?
«Рядовые изделия литературного постмодерна тем и неинтересны, что игра есть, а выигрыша нет. Там игра, выражаясь по-старинному, не на интерес. Там — пересмешничество без смысла и цели, там — пародирование ради гротескного сходства, и только, там — разрушение сделанного другими как самоценный акт, там — использование чужого как вторсырья: вроде резки линкора на металлолом для ширпотреба», — замечает всё тот же Александр Кабаков.
Но вот пришло в литературу новое поколение. Шумно пришло, с лозунгами («Да здравствует новый реализм!»), даже с боевым кличем («Ура!»). Пришли, чтобы вернуть литературу на путь истинный.
Два года назад Захар Прилепин заявил: «Должна быть ставка на героя… у нас не хватает человека счастливого, не хватает человека сильного. Рефлексией мы все обожрались. В жизни немало смелых, удачных, сильных, уверенных русских людей. Наша литература — это литература проигранных людей. А общество давно уже опирается на других людей, умеющих постоять и за себя, и за народ. Давно пора, чтобы у русских людей всё и во всём получалось».
Хорошая заявка, но героя Прилепин пока что не создал. А его коллеги, «новые реалисты», подавно. Да и откуда они этого героя возьмут, все эти филологические мальчики и девочки? Читали Борхеса и Кортасара, но представления не имеют об окружающем мире.
Прав Роман Сенчин: «Бумажные люди плодят бумажных героев».
Как же надоел образ рефлексирующего неудачника, который кочевал и кочует из романа в повесть, из рассказа в пьесу!
Но стоит ли их упрекать, ведь и куда более опытные, искусные мастера, всерьёз пытавшиеся создать нового героя (современного, успешного, энергичного), потерпели поражение: Василий Аксёнов, Анатолий Курчаткин, Ольга Славникова.
Своего Бальзака у нас нет, нет даже Мамина-Сибиряка. Сколько раз пытались писатели создать образ успешной бизнес-леди, и что же? Бессчётные героини Татьяны Устиновой, гламурные дамы Оксаны Робски ненадолго задерживаются в памяти читателя.
Бывает, сами писатели становятся героями своих книг. Но редкий писатель столь интересен, ярок, необычен, чтобы надолго притягивать внимание читателя.
Эдуард Лимонов создал себе великолепную биографию, возможно, именно ради успеха у читателя: воитель, нонконформист, бунтарь, дуче. В общем, отчасти получилось: у него много читателей, немало последователей, влюблённых в него фанатов.
Но Лимонов у нас один, других не предвидится.
Может быть, герой и в самом деле умер? Нужен ли он читателю? Вернёмся к словам Захара Прилепина. Да, в жизни герой есть, но стоит ли воссоздавать его в художественном мире?
Достоевский в «Дневнике писателя» рассказал о настоящем герое, русском солдате, который отказался принять ислам и мученически умер за Христа. Но русское общество его героем не признало, предпочтя литературного Рахметова и настоящих бомбистов.
Если б не Достоевский, его бы и не вспоминали, как не вспоминают сейчас о Евгении Родионове. Только Александр Проханов сделал его прототипом Звонарёва, одного из героев «Идущих в ночи». Но этот роман мало кто читал за пределами круга «Нашего современника».
Нет, герой читателю нужен, даже необходим. Не обязательно герой литературный, в наше телевизионное время его появления ждут скорее с экрана.
Вспомним фантастический успех фильма «Остров». Сомнительный образ раскаявшегося труса и предателя, который превратился то ли в старца, то ли в юродивого, оказался вдруг необычайно популярен.
Незаурядный, но мрачный и тоскливый фильм, который лет пятнадцать назад посмотрела бы лишь кучка профессиональных киноведов, стал всенародным событием.
Успех «Даниэля Штайна» тоже не в последнюю очередь связан с читательской тоской по герою, причём по герою безусловно положительному. Мне пришлось беседовать со многими читателями Улицкой. Это были люди далёкие от литературы. И почти все утверждали: главное в книге — замечательный герой, добрый христианин, благородный и бесстрашный человек.
Даниэль Штайн — далеко не самый интересный из героев Людмилы Улицкой: скучный, схематичный, неживой. Даже нравственный облик сомнителен — чего стоят «отеческие» отношения с эсэсовцем Рейнгольдом, ответственным за истребление еврейского населения в округе Эмска.
Но даже это простили, не заметили, так велика у нас тоска по настоящему герою. По герою, который занят был бы чем-то более важным, чем поглощение осетрины на фуршете.
Борис Моржов из повести Алексея Иванова «Блуда и МУДО», пожалуй, самый живой и нетривиальный литературный герой наших дней. Но автор его похоронил под валом нецензурной лексики. Добропорядочные и консервативные читатели не пожелали Моржова откапывать. Отвернулись брезгливо.
Кого ещё назвать? Схематичного, из математической головы выведенного майора Жилина (Владимир Маканин. «Асан»)? Блёклого и скучного Жохова (Леонид Юзефович. «Журавли и карлики»)? Мента-убийцу Николая Михайловича (Роман Сенчин. «Елтышевы»)?
Из тоски по герою, помноженной на хронический недостаток свежих идей, появились многочисленные ремейки, которые стали проникать даже на страницы литературных журналов, обычно строгих ко всякого рода «шалостям».
Устойчив спрос на мемуары, книги, написанные медийными героями, от генерала Шаманова до Ксюши Собчак, и, разумеется, на книги о великих людях.
Издательство «Молодая гвардия» вовсю эксплуатирует золотую жилу ЖЗЛ. Книги этой серии выходят в таком количестве и в таком потрясающем (от Иоганна Вольфганга Гёте до Эдуарда Стрельцова) диапазоне, что издательство, очевидно, даже не тратит драгоценного времени на самую скромную редактуру. И так берут!
Читатель-то героя ждёт, но что ему может дать современный писатель, не связанный контрактом на серию детективов и морально не готовый опуститься ниже плинтуса?
Состояние современной литературы напоминает мне заброшенный парк, местами переходящий в пустырь. Где-то вдалеке белеют в зелени статуи литературных героев. Но многие уже разрушены. Их обломки валяются в траве. Постаменты пусты. Кто их займёт? И займёт ли вообще?
Текст: Сергей Беляков
Источник: Частный корреспондент Опубликовано 08.11.2012
Подробнее на форуме
