C МИРУ ПО НИТКЕ

Создавать сценарии к хорошим телесериалам не зазорно для писателя, - считает финалист "Большой книги" Алексей Слаповский



Продолжаем серию интервью с финалистами премии "Большая книга". Сегодня наш собеседник - писатель и сценарист Алексей Слаповский, автор романов "Качество жизни" и "День денег", создатель сценариев к таким популярным телесериалам, как "Остановка по требованию" и "Пятый угол". В финал "Большой книги" вышел его новый роман "Большая книга перемен" (М.: АСТ, 2011).

Российская газета: Ваш последний роман - о нашей действительности или все-таки о чем-то большем, вневременном?

Алексей Слаповский: О нашей действительности. Которая включает большое и вневременное. Потому что о любви, деньгах, долге, дружбе, о Боге и богах, о поколениях. Возможно, это самое реалистичное из всех моих произведений. Но предчувствую, что следующая книга будет чистым вымыслом. И опять будут критики гадать, куда меня запихнуть.

РГ: С чего для вас началась литература: с драматургии или все-таки с прозы?

Слаповский: Со стихов. Было исписано и выкинуто несколько общих тетрадей. К счастью, нигде не опубликовал. Потом были песни. Но всерьез все-таки началось с пьес. Первая, одноактная, написанная примерно в 1983-м году, называлась "Анкета". В голове у меня без перерыва звучали диалоги, я их записывал. За пару лет написал штук десять одноактовок. Но решил, что "лета к суровой прозе клонят", начал писать повесть. О любви. Однако собственная авторская речь мне мешала. Я ее выкинул, оставил диалоги, получилась опять пьеса. Уже большая, в двух действиях. Ее и поставили в 1986-м году в Ярославле под названием "Любил, люблю, буду любить". Все, сказал я себе, ты окончательно драматург. И пошел катать пьесы дальше. Но в одной из них герои стали меньше болтать, больше задумываться. И ремарки становились все длиннее. Я понял, что пишу прозу. И сразу же, размявшись несколькими рассказами, начал роман "Я - не я". А в 1999-м я начал писать сценарии - так, как их не пишут нормальные люди: для себя, в стол. Просто чтобы попробовать. И тут вдруг сначала предложение от киношников, а потом от телевидения. Дескать, составьте какую-нибудь заявку, а мы посмотрим. Я составил, они посмотрели. Заявка называлась "Остановка по требованию". В следующем году появился сериал. Так я обрел третью профессию. С ними тремя до сих пор и живу. При этом больше всего я люблю писать о том, как разговаривают люди. Возможно, это вообще самое интересное в жизни.

РГ: Насколько сильно влияет работа над пьесами и сценариями на прозу? Формирует ли драматургия ваш писательский метод?

Слаповский: Всё влияет на всё. Насчет формирования - вряд ли. Хотя некоторые считают, что моя проза более драматургична, чем мои же пьесы. Сценарии же при всем к ним уважении, технологичны, я этого опыта при работе над прозой стараюсь не использовать. Но иногда сам влезает.

РГ: Нет ли, по-вашему, некоего диссонанса в том, чтобы одновременно быть автором сценариев к телесериалам и финалистом премии "Большая книга"?

Слаповский: Я понимаю суть вопроса. Само слово "телесериалы" подразумевает второй сорт. Но, во-первых, их тоже можно делать хорошо. А во-вторых, у меня есть не сериалы, а телевизионные фильмы, в том числе по книгам "Я - не я" и по "Синдрому феникса", этот роман, между прочим, тоже входил в финал БК. А сейчас написан сценарий по книге "Пересуд". Никакого диссонанса. Единственное неудобство касается не меня, а зрителей и читателей. Для некоторых я по определению не могу быть хорошим писателем, поскольку, фи, сериальщик! Они даже и читать не будут. А многие зрители понятия не имеют, что я писатель. Некоторые коллеги говорят: ты портишь сам себе репутацию. Но я ж не виноват, что время приучило людей к "брендовости" и привычке все раскладывать по полкам. Меня трудно позиционировать, я это знаю. В Интернете, набрав мою фамилию, можно наткнуться на кучу определений: "постмодернист", "реалист", "абсурдист", "народный", "попсовый" и даже "создатель интеллектуально-психологических романов". Короче, будто целая бригада работает под моим именем. А репутацию себе порчу, да. Тем еще, что фильмы по моим сериалам получаются неплохими. Были бы они действительно чистым "мылом", прошли тихо, никто бы внимания не обратил: ну, заколачивает деньги человек, все понятно.

РГ: Интересно, что в списке финалистов этого года есть еще один писатель-сценарист - Юрий Арабов, в числе прочего, автор сценариев к фильмам Александра Сокурова. Это просто совпадение? Или сценаристы привносят в современную словесность новый стиль и технику?

Слаповский: Предполагаю, наоборот: в сценарии вносят новый стиль. Арабов в сценариях по-хорошему литературен, это не мешает. И потом писателям всегда интересно пробовать себя в разных ипостасях. И Геласимов у нас сценарии пишет, и Андрей Дмитриев, и Леонид Юзефович, и Владимир Сорокин, есть такой опыт у Людмилы Улицкой... Легче найти тех, кто ни разу не пробовал. Тут еще вопрос заработка: литературой не проживешь.

РГ: Становится ли победа в литературной премии залогом будущего успеха у читателей? Или книжные ярлыки "Лауреат такой-то премии" не работают в читательском сознании?

Слаповский: Увы, работают. Лучше бы работало само имя, но такова эпоха: без продвижения ни один автор, если он не коммерческий, не выйдет на приличные тиражи. Книг - море безбрежное. Читатель растерян. Ему нужно, чтобы кто-то сказал, что такая-то книга достойна прочтения. Премии уже одним тем хороши, что пробуждают хоть какой-то интерес к книгам. Пусть сработает ярлык, пусть книга окажется не столь достойной, как ожидалось - важно открыть, начать читать. Потом, смотришь, вторая книга попадется, третья...

РГ: Читаете ли вы романы других финалистов? Кто и почему наиболее близок вам?

Слаповский: Читаю - и не только финалистов. Я любопытен, мне интересно знать, кто вокруг и рядом. Если о списке, то ближе других Славникова и Буйда. Очень интересен Солоух. Всегда любопытен Сорокин. Люблю писателей с фантазией.

Источник

Другие интервью из этого цикла:
Topic Link: Стынет в жилах синяя кровь
Topic Link: Левитация как образ жизни
Topic Link: Книги должны быть бесплатными
Topic Link: Биология литературы

Пару лет назад было трудно представить, что BBC заведет себе твиттер, а на вечеринке National Post регистрация будет вестись с помощью Foursquare. Facebook и Youtube влияют на медиа как никогда раньше, а блогеры пользуются не меньшим авторитетом, чем профессиональные обозреватели. Ответ на вопрос, изменит ли появление новых технологий медиа, более чем очевиден — изменят, конечно, уже изменили. Сегодня можно четко выделить традиционные медиа и более современные аналоги, однако границы между ними стираются все больше и больше. Что будет с ними дальше и кто из них выживет? «Теории и практики» и MasterCard собрали самые интересные идеи медиа будущего в одном обзоре.



Спекуляции на тему будущего печатной продукции уже порядочно надоели — смерть традиционным медиа предсказывают все кому не лень — не то в 2015, не то в 2016 году. Пока книжные черви впадают в отчаяние, директор Смитсоновского института и Нью-Йоркского музея дизайна Билл Могридж отстаивает противоположную точку зрения и беседует об этом с приглашенными гостями.

Могридж — создатель первого в мире ноутбука — верит в спасение индустрии печати руками дизайнеров. По его мнению, покупая медиа старого формата, помимо текста мы покупаем определенное дизайнерское решение. Чтобы выжить, печатной продукции потребуется более внимательно относиться ко всему, что часто остается за скобками: оформлению, бумаге и даже запаху. Оба поколения медиа, считает Моггридж, могут вполне успешно сосуществовать и даже способствовать развитию друг друга. Например, предоставление книги в свободный доступ может способствовать росту интереса к ее бумажной версии — объясняется это тем, что никто не хочет покупать кота в мешке.

По всему миру сегодня появляются мобильные книжные магазины: грузовичок со специальным принтером распечатывает книги из виртуальной библиотеки за 10 минут. Суть этой идеи заключается не только в том, что в итоге может получиться уникальная книжка, но и в том, что она может появиться где угодно — даже там, где книжных магазинов пока не существует. Поженить печатные книги и цифровые технологии предлагает проект Written Images. Генеративные программы, разработанные мастерами своей области, порождают уникальные произведения цифрового искусства — и благодаря этому каждая книга отличается от предыдущей. Written Images — один из примеров того, как цифровые технологи могут не просто сохранить бумажные книги, но и повысить их стоимость вплоть до $1500 за альбом.

В отличие от традиционных СМИ, которые теряют свою аудиторию, у новых медиа дела идут неплохо — и чем дальше, тем лучше. В нашей жизни будет больше информации, а это значит, что физическое пространство, занимаемое медиа, тоже будет больше — свободное место на экране будильника, пустующие витрины магазинов, городской ландшафт в целом, все что угодно может быть заполнено данными. Главное, чтобы медиа будущего располагались в подходящем контексте, были полезны для потребителя и не слишком заметны.

Платформой для медиа может оказаться что угодно: и зеркало в ванной, и пространство вокруг, и мостовая под ногами. Экраны разной степени виртуальности помогут узнать свежие новости, обменяться мнениями, все время оставаться на связи и даже играть в хоккей.

Microsoft обещает появление прозрачных «воздушных» экранов из воздуха к 2019 году, а сегодня уже разрабатываются технологии трехмерных световых изображений, которые получаются при участии специального приложения для айпада.

Прогнозируется, что интерфейсы электронных книг станут дружелюбнее и интерактивнее — например, как в случае с экологическим манифестом Our choice. Эта книга для айпада выпущена электронным издательством Push Pop Press. Книга Our choice сразу стала первым номером в App Store — не в последнюю очередь благодаря красочной инфографике, интерактивному контенту и дорогим фотографиям. Например, для иллюстрации того, сколько энергии вырабатывают ветряные мельницы, пользователю нужно просто подуть на планшет.

Интерактивность — одно из ключевых направлений развития электронной книги. Главные герои будут посылать вам сообщения, пока вы читаете повесть; вы сами сможете управлять дальнейшим развитием событий, находить «параллельные главы» и получать доступ к дополнительным материалам. Параноики смогут проверить надежность фактов с помощью специального приложения, которое соберет всю необходимую информацию. Другое приложение сделает удобным совместное чтение для разного размера компаний, организовав библиотеку из специальной литературы и разумно систематизировав ее, связывая с текущими проектами компании и их обсуждениями.

Самая большая печатная библиотека в мире составляет 26 миллионов книг и занимает достаточно места. Если бы эта библиотека была виртуальной, она бы заняла 26 терабайтов и примерно кубический метр в реальном пространстве. Этот кубический метр можно было бы, например, расположить в Уганде, и основать там первую библиотеку и издательство, которые бы работали вместе.

Американский ученый Брюстер Кале задумал основать самую большую в мире виртуальную библиотеку, создав огромный ресурс человеческого знания, где бы в свободном доступе соседствовали книги, музыка, кино, телевизионные передачи. Проект понемногу осуществляется, старательно обходя законы об авторских правах — но как бы то ни было, пока все идет по плану: книг становится все больше, коммерческое кино соседствует с документальным и политическим, любители рок-н-ролла охотно делятся любимыми концертными записями, 24 часа в день записываются различные телевизионные каналы. Библиотека также сохраняет веб-данные с 1996 года: каждый сайт, каждую страницу. В отличие от Александрийской библиотеки, не позаботившейся в свое время о пожарной безопасности, исследователь подготовил резервные копии архива и разместил по всему миру, в том числе и в вышеупомянутой Александрийской библиотеке.

Источник и несколько видео на английском

Телефоны и ноутбуки перешли на зимнее время, которое отменил президент Медведев

Из-за отмены перехода на зимнее время многие россияне опоздали на работу и по делам, так как их телефоны, будильники и ноутбуки вопреки указу президента Дмитрия Медведева перевелись на час назад. Главным вопросом воскресенья стал: «Который сейчас час?»

Автоматический перевод времени на час назад произошел в основном на смартфонах и компьютерах, у некоторых время автоматически перевелось на бытовой технике.

В социальных сетях тема перехода на зимнее время в данный момент – одна из самых актуальных, однако мнения по этому вопросу разделились. Часть людей пишет, что благодаря тому, что Россия осталась в летнем времени, им удалось выспаться.

«Благодаря моему незаконопослушному телефону спала на час больше))) Какой же он заботливый)», – пишет dashailyina.

Многие люди наоборот обрушились с критикой на отмену перехода на зимнее время, в частности из-за самостоятельного перевода времени на часах.

«Android заботливо обратил время вспять на один час. А я опоздал на ответственное мероприятие. Отличное начало дня», – пишет sholkyman.

«Я, наверно, не один такой! Меня подставил собственный телефон! Он перевел в себе часы сам! И из-за этого я опоздал на работу на час!» – пишет Cartman182.

При этом многие начали шутить на тему «Мой телефон не слушается указов президента».

«Blackberry перевел время на час назад... Медведев blackberry не указ!» – написал agvassiliev.

«А у меня почему-то часы на телефоне сами перевелись на час назад, они указ президента РФ что ли не слышали?!» – сообщает dvisheratin.

Кроме того, некоторые москвичи беспокоятся о том, помнят ли вокзалы и аэропорты об отмене перехода на зимнее время, или рейсы будут задерживаться.

Медведев объявил об отмене перевода часов 8 февраля, пояснив, что «необходимость адаптироваться к переводу стрелок часов связана и со стрессом, и с заболеваниями».

По его словам, «мы не будем переходить на зимнее время, мы один раз еще испытаем неприятность, потому что как раз переход на летнее время всегда – это уменьшение сна на один час, но после этого неприятности закончатся».

«В то же время у нас будет пролонгированный светлый день», – добавил Медведев, уточнив, что об этом его неоднократно просили сами россияне.
http://www.gazeta.ru/news/lenta/2011/10/30/n_2075146.shtml#

Рассказы из сборника «Игрунка в ночи» были написаны по заказу, для серии журнальной рекламы. Но писателю даже не пришлось оправдываться, объясняя, зачем он смешал творчество и коммерцию. И дело даже не в том, что в этих рассказах не упоминаются рекламируемые фирмы:



«Как вы видите, содержание рассказов совершенно не связано ни с одеждой, ни с перьевыми ручками. Я просто написал их по собственному вкусу, а рядом с ними в журнале как-то виновато опубликовали рекламу товара».

Западные бренды вместе с именами западных писателей и названиями западных песен — уже давно в его словаре, они изначально вплетены в ткань повествования. В сборнике «Игрунка в ночи», созданном в 1995-м и теперь переведенном на русский, Мураками в очередной раз выступает проводником между Востоком и Западом.

Писатель уже вывел формулу взаимодействия между такими разными культурами. Их объединение и происходит непосредственно на страницах его романов и рассказов. Но с каждой новой книгой — по-разному, что и привлекает его читателей. На этот раз встреча — мистическая, с оттенком иронии. В 1995-м писатель как раз вернулся на родину после того, как несколько лет провел сначала в Греции, а потом — в Америке.

Героя одного из рассказов сборника в детстве напугали историей о традиционном японском посмертном меню: «После смерти людям почему-то хочется именно рыбных палочек, отварной рыбы и капусты».

Единственным утешением приговоренного к вечному следованию национальной традиции становится обещание взрослых «сходить в Макдональдс». Дальше кулинарная тема становится все более гротескной. Одна из героинь превращается в пончик, и, видимо, он оказывается вкусным, потому что Мураками продолжает этот сюжет в рассказе «И снова пончики». На этот раз местом действия становится «осенний симпозиум Общества по изучению пончиков университета Дзети».

Воспользовавшись тематической свободой, предоставленной рекламщиками, и в то же время радуясь, как они ограничили объем его рассказов, писатель сопрягает несколько традиций. Его сюжеты, будь то поиски загадочной «антитезы» или парадоксальный диалог с маленькой обезьянкой-игрункой, напоминают о традиции французских сюрреалистов. А с формами «краткой» и «еще более краткой» прозы он экспериментирует в духе Хемингуэя и Ричарда Бротигана.

В одном из недавних интервью писателя пробовали спровоцировать на какое-нибудь глобальное высказывание о сегодняшнем мире. Однако он просто взял журналиста на свою очередную пробежку: Мураками по-прежнему следует железному расписанию — встает в четыре, работает по пять–шесть часов, затем у него джаз и бег. Все мысли и сюжеты приходят к нему, покуда он бежит вперед. Этот ритм бега передан в его рассказах. Видимо, в нем и ответ на все остальные вопросы.

Источник

Объявлено о подготовке нового закона об упрощении авторских прав в интернете. Творцы и продюсеры обвиняют "партию пиратов", интернет-деятели убеждают, что прогресс не остановить. Как не уморить культуру голодом и обеспечить ей свободу продвижения? Участники: композитор Александр Журбин; директор издательства "Эксмо" Олег Новиков, продюсер Игорь Толстунов; исполнительный директор "Викимедиа РУ" Станислав Козловский; издатель и публицист Виктор Ильин.



Источник

МАРТЫН ГАНИН записал монолог бывшей писательницы и бывшего эксперта по книжному рынку Елены К., в котором она раскрывает самые тщательно охраняемые тайны издательского бизнеса.

Говорят, что за Дарью Донцову, Юлию Шилову, Александру Маринину, Марину Серову и вообще за всех популярных писателей книги их пишут специально обученные люди, которых по-русски называют «литературными неграми», а по-английски — ghost writers, писателями-призраками. Корреспондент OPENSPACE.RU записал монолог Елены К. ‒
о том, кто в действительности пишет эти и другие книги, сколько кто за это получает денег и вообще как это все устроено. Елена К. — имя, разумеется, вымышленное. Стоит за ним совершенно реальный человек, писательница. В свое время и под другим псевдонимом она опубликовала пять или шесть дамских романов, потом ушла в издательский бизнес, получила на каком-то этапе западный MBA и, наконец, несколько лет назад окончательно рассталась с книгоизданием ради карьеры в консалтинговой фирме. Тем не менее она настаивала на нераскрытии своего инкогнито, и мы решили пойти этому ее пожеланию навстречу.

Вообще вся система ghost writers устроена не так просто, как кажется. У нее есть несколько уровней. Первый уровень: использование ghost writers — это технология создания текстов без автора. Возникла она потому, что есть тексты, которым автор, собственно говоря, не нужен. Что я имею в виду? «Советы садоводу», «Сто блюд из картошки», «Как сшить рубашку без иголки и ниток» — то, что называется по-английски howtos. Это огромная часть российского рынка — я думаю, около 18 процентов. При том что вся художественная литература (то есть вообще вся, вместе с переводами, ‒ детективы, фантастика, лауреаты Букеровской премии, чиклит) составляет 12 процентов.

Так вот, читатель этих книг про «Блюда из картошки» — это такой специальный читатель. Он нуждается в новых книжках, но, как правило, вообще не интересуется авторской позицией, не интересуется тем, кто это говорит. До книги Сталика Ханкишиева «Казан, мангал и другие мужские удовольствия» последней кулинарной книгой, имевшей автора в полном смысле слова, был «Праздничный стол» Лемкуль. Есть, конечно, звезда мира консервирования Октябрина Ганичкина, но если про консервирование будет писать не она сама, а все равно кто, но на книге будет написано «Консервирование по Октябрине Ганичкиной», то для покупателя это ничего не изменит и на продажах, соответственно, не отразится.

Такого текста нужно много. А издательству класса «ЭКСМО» или «АСТ» — очень много. У них десять тысяч разных изданий, но перепаковывать всякий раз один и тот же текст нехорошо. Нужно, чтобы буквы были переставлены. Это работа не авторская, потому что человек, который ее делает, не должен ничего знать: это все чистая компиляция. И на создание таких компиляций работают огромные коллективы неавторов. Фабрики по производству букв были построены, в частности, в российской провинции. Одна из самых знаменитых, например, находится в Саратове, называется «Литературное агентство “Научная книга”». Это не литературное агентство в западном смысле слова, и никакими научными книгами там никто давно не занимается. Таких фабрик несколько на Украине. Была такая фабрика — не знаю, в каком состоянии она теперь находится — в Новосибирске. В принципе, любой университетский город, в котором не слишком развито то, что теперь называется креативной индустрией, годится для построения такой фабрики. Потому что для этого нужно много людей с высшим образованием, то есть просто способных написать текст от начала до конца, — которые ни к чему особенно не пристроены и для которых сто или триста долларов составляют значительную прибавку к жалованью. Ну и свободного времени у них должно быть немало. В этом смысле программа академических грантов, принятая российским правительством, — это, конечно, прямой удар по литературным фабрикам. Однако на Украине, например в Харькове, все это продолжает работать вполне эффективно.

Созданы такие фабрики были довольно рано. Уже во второй половине 1990-х, году к девяносто шестому — девяносто седьмому, идея заказывать все тексты (авторские, не авторские, не важно) студентам Литинститута утратила популярность. Провинциальные литературные фабрики давали значительно более качественный продукт по вполне конкурентной цене. Фабрики начали создаваться, в частности, во время взлета русского детектива, то есть в 97—99-е годы. Уже приобрела всенародную популярность Маринина, наращивает успех русская фантастика. Я при этом не имею в виду, что так были написаны книги Марининой (а какие, сейчас расскажу). Во-первых, если помните, в начале девяностых были страшно популярны книги зарубежных авторов — детективы, фантастика и прочее. Это вызвало к жизни огромную армию переводчиков, не знавших вообще никаких языков. Доходило до смешного: например, книги писательницы Андре Нортон довольно долго издавались как книги писателя Эндрю Нортона. Это книгоиздание не было индустрией, а напоминало скорее шабашки. То есть люди, не получив зарплату, вместо того чтобы строить курятники, сколачивали бригаду и переводили Эндрю Нортона. Уже к этому моменту, впрочем, появился феномен ghost writers: люди писали романы несуществующих западных детективщиков, никаким образом в эти тексты не вкладываясь. Но в тот момент, когда отечественный читатель захотел читать отечественного писателя, прозвучал первый звонок. Одна из ранних фабрик этого типа, несомненно достойная того, чтобы войти во все мировые учебники писательской и издательской подлости, — это бизнес замечательного русского детективщика Фридриха Незнанского, проживающего в Германии.

Поскольку существует судебный прецедент, об этом можно говорить открыто. Незнанский нанимал писателей делать для него тексты, а сам изначально, если я правильно понимаю, просто задавал канву сюжета, потом причесывал (не всегда, видимо) итоговый результат и дальше продавал этот текст отечественному издателю. Собственно процесс, о котором я говорю, открыл читателю факт существования Эдуарда Тополя, автора нескольких романов Фридриха Незнанского. После Тополь стал самостоятельным автором, и мы теперь хлебаем это же самое полной ложкой. Гораздо более интересный случай, который не был зафиксирован, так сказать, юридически, — это случай Скунса. В одном из романов Незнанского появляется такой благородный киллер по кличке Скунс. И так он удался призрачному автору, что он выпросил у двух издательств, занимавшихся именно этим блоком произведений Фридриха Незнанского, разрешение написать про него цикл романов. Поэтому значительный объем текста из романа Незнанского, где упоминается киллер Скунс, побуквенно совпадает с текстом одного романа Марии Семеновой из цикла «Скунс и другие».

Здесь, впрочем, тоже речь не совсем о тех плантациях, которые вас интересуют. И Тополь, и Семенова — это, в общем, писатели, получившие известность сами по себе. То есть это была популярная халтура, но для нее нужно было иметь за плечами собственные тексты. Вот человек. Он может написать больше текстов, чем издательства готовы у него купить, и тогда ему говорят: «Ну, давай напиши, брат, Незнанского». Понятно, что никаких попыток причесать это все под одну стилистику не предпринималось; никого стилистика не волнует, разумеется. Но по мере того как, с одной стороны, росла потребность рынка в отечественном криминальном романе (а потом и в отечественной фантастике), а с другой ‒ строились эти фабрики неавторского письма, возникали самые интересные, на мой вкус, проекты вроде знаменитого проекта «Научной книги» под названием «Марина Серова».

Романы Марины Серовой выходят и поныне. Инициатором являлась сама фабрика, а точнее, владелец «Научной книги» Сергей Потапов. По образованию он врач-чумолог. Я когда-то давным-давно делала с ним интервью, а он большой такой человек, его много. И вот когда я спросила его, как он пришел к такой жизни, он навис над столом и сказал немного угрюмо: «По образованию я чумолог». На самом деле он, понятно, эпидемиолог, из тех, кого готовили на всякий случай, опасаясь наступления чумы из Средней Азии. Потом Средняя Азия отвалилась; грызуны, являвшиеся потенциальными переносчиками, померли с голоду; образование его никому не пригодилось ‒ и он оказался директором литературной фабрики. Так вот, он придумал Марину Серову. Это популярный российский детективный автор, который не имеет физического носителя. В отличие от, скажем, Незнанского, ее никогда не существовало, это стопроцентный артефакт отечественных издательских технологий. Ничего, кроме фотографии, публике никогда предъявлено не было. А по издательской легенде Марина Серова (это и по легенде псевдоним) по-прежнему является сотрудником силовых органов, и, поскольку ее работа связана с высоким уровнем секретности, она не может показаться на публике — ну, понятно, в общем. Марина Серова выпускает по роману в месяц в течение последних примерно пятнадцати лет.

Сколько именно человек работает над проектом, неизвестно, но много лет назад мне называли число 80. Чем эта ситуация принципиально отличается от истории с Незнанским? Там книги поручали писать уже состоявшимся авторам. А здесь происходит, условно говоря, следующее: молодой человек приходит в издательство и говорит: «Я хочу писать детективные романы. Вот у меня есть рассказ». Или два. Ему отвечают: «Ага, давай. Напиши “Марину Серову”. Лучше две».

Многие романы вообще пишутся коллективно. Изначально в «Научной книге» была разработана такая технологическая схема: сценарная группа прорабатывала канву и некоторые детали жизни Марины Серовой и ее героев в городе Тарасове, а текстовая ‒ уже прыгала по клавишам, создавая шекспировские страсти (примерно как в Голливуде: есть сценаристы, а есть авторы диалогов). Вообще, мы видим, что технологии эти не специфически российские. И авторы-призраки существуют давно…

В общем, я полагаю, что к настоящему моменту почти все выпускники Саратовского университета, способные удержать восемь пальцев на клавиатуре, так или иначе поучаствовали в создании романов Марины Серовой. Оказалась она чрезвычайно успешным коммерческим проектом — главным образом потому, что могла произвести очень большой объем текста очень дешево. Романы ее стоят для изготовителя по-прежнему от ста до трехсот долларов, а фабрика продает их издательству… Не знаю. Думаю, что «ЭКСМО» с удовольствием покупает такой текст за тысячу долларов. Точно не скажу, потому что с людьми, которые получали эти сто или триста долларов, я говорила лично, а вот дальше — нет, это приблизительная оценка. Это win-win, вообще-то — и «Научной книге» хорошо, и издательству, и автор получает свою копеечку.

По мере того как коммерческая привлекательность этой истории становилась вся яснее и яснее, возникали и другие кейсы, совсем уже «призрачные». Например, незадолго до смерти советского писателя-детективщика Николая Леонова издательство «ЭКСМО» зарегистрировало на себя марку «Николай Леонов», и романы «Леонова» продолжали выходить в издательстве довольно долгое время после его смерти. Я знаю, что некоторые из них писались на той же фабрике «Научной книги». Кстати говоря, она буквально выглядит как фабрика. Текстовая группа — так это называется — это такой сарай, набитый производителями текстов. Здание в центре города, вытянутая комната, сидят производители…

С одной стороны, то есть с точки зрения традиционного понимания литературы, это все ад в чистом виде. Но, если мы посмотрим на то, какие интересы сторон при этом удовлетворяются, окажется, что это все мало отличается от практики аутсорсинга софтверных компаний, которая давно считается абсолютно нормальной.

Прецедент с Леоновым, видимо, не единственный, и с этим связан конец большой эпохи псевдонимов: писатели предпочитают печататься под собственными именами. В случае с Леоновым некому было биться за марку, но вообще издательства работали по следующей схеме: писателю давался псевдоним, немедленно регистрировался как торговая марка, а потом издательство объясняло: это наша торговая марка, мы должны ее защищать. Так, я знаю, что Марина Анатольевна Алексеева находилась с тем же «ЭКСМО» в режиме некоторых сложных объяснений — в том смысле, что регистрировать на себя марку «Александра Маринина» издательству не надо. Похожая история была с Максом Фраем и издательством «Азбука», которое, впрочем, просто следовало примеру старших товарищей. Потому что и у «АСТ», и у «ЭКСМО» было много авторов, чьи псевдонимы являлись торговыми марками.

Так вот, возвращаясь чуть назад. Потребности участников рыночной ситуации всем происходящим вполне удовлетворяются. С одной стороны, имеет место низкая себестоимость производства, а это, конечно, услада для издательских сердец. С другой — огромный темп производства этих коротких и довольно бессмысленных, понятное дело, книг удовлетворяет читателя — ну, их читателя. С третьей стороны, есть денежный поток — пусть ничтожный, — которым хотя бы отчасти счастливы начинающие писатели, впервые получающие деньги за книгу, а это важный момент инициации. При этом приятелю моему, вообще не имеющему отношения к книгам (он врач), тот же Потапов сказал однажды что-то в том роде, что он думает иногда в тяжелую минуту: а если каждому человеку суждено написать всего три книги? А я их заставляю эти три книги тратить на Марину Серову — и они больше никогда ничего? Сказал — но фабрику не остановил.

Изначально они старались следить, чтобы действие происходило в одном городе — отсюда, собственно, появился в романах Серовой город Тарасов — в том смысле, что жители Саратова должны были иметь возможность шагами промерять расстояние от Центральной площади до, например, Прокуратуры. Впоследствии все новые авторы заставили персонажей Марины Серовой путешествовать по Европе, ездить в Москву, совершать какие-то безумные эскапады в Америке — ну, вы себе представляете. Или нет? Не представляете. Ну ладно. Вообще, среди этих книг есть вполне читаемые, а есть чудовищные, запредельные. И единственное, что меня, например, поражает — своим противоречием всему, что я вообще знаю о жанровой литературе, — это полная невозможность сохранять ожидания от бренда в смысле качества текста. Я верю, что есть люди, которые любят те книги, которые мне кажутся невероятным, каким-то адским ужасом. Но тот факт, что следующей в серии они могут получить книгу, которая понравилась бы скорее мне, должен их лояльность разрушать. Но нет, не разрушает. Почему, как это устроено? Поди пойми.

Зачастую издательства — небольшие, но стремящиеся к универсальности, становятся субподрядчиками больших издательских домов по крупным проектам. Так, я практически точно знаю, что участие Марии Семеновой в проекте «Незнанский» было не прямым, а опосредованным, через издательство «Азбука», которое выступило медиатором, позволившим поучаствовать в этой истории некоторому количеству питерских авторов.

Сегодня ситуация какая. На рынке систематически появляются слухи, что кто-то поучаствовал в «Дарье Донцовой», например. Я никогда не имела возможности — да, честно говоря, и желания — эти слухи проверить. Но точно могу вам сказать, что свои книги пишет сама (и отвергает такого рода вторжение в текст) Маринина. Там есть другая история: в ее книгах «ЭКСМО» успешно размещало контекстную рекламу, то есть не контекстную, а product placement. Шилова, насколько я знаю, свои восемьдесят ‒ или там сколько, сто? ‒ романов, опять же, насколько я знаю, сама. От нее возникает такое впечатление, но штука в том, что, когда она переходит в очередное издательство, то переходит со всем своим бэк-листом. И эти десятки книг все заново тиражируются — хрясь! хрясь! Но вообще, эти десятки текстов написаны за пятнадцать или сколько там лет, и притом какого они качества, ничего сверхъестественного тут нет.

Не пишет свои книги Лена Ленина, но это никому даже особенно не приходит в голову оспаривать, она не один раз демонстрировала, что не очень в курсе, что там написано вообще и о чем. Это совсем уж третий вариант ghost-райтерства, вполне, впрочем, международный: человек вкладывает много усилий в то, чтобы сделать себя медиазвездой, а потом попутно еще начинает продавать какие-то книжки, которые пишут за него неведомые какие-то люди. Так написано несколько романов Оксаны Робски. Первый она написала как бы сама, но объем редакторского вторжения был так велик, что редактор, сколько я знаю, не без оснований считает себя соавтором, правда, молча считает, тихо.

Вообще, тут есть еще некоторая штука, вполне поразительная. Потому что понятно, для всего этого должна быть какая-никакая юридическая база, иначе бы вся индустрия потонула в судебных разбирательствах. А дело вот какое. Российское законодательство трактует текст, написанный самостоятельно, без заказа, как авторское произведение. А текст, написанный с предварительно заключенным договором, считается предоставлением услуги заказчику. Вообще, в России практически всегда, т.е. в 999 случаях из 1000, договор с автором заключается именно так — как если бы книга еще не была написана. Это защищает издательство от любых проблем в суде. И автора закон рассматривает как наемного работника, который производит продукт, принадлежащий работодателю. А тут уже можно считать участие в соответствующем проекте служебной тайной, прописывать в договоре санкции и прочее.

Последний сюжет, который у нас остался, — книги политиков, телеведущих. К примеру, Ксении Собчак или Владимира Соловьева (гипотетически, конечно). Тут, конечно, тоже работают призраки, но технология другая, поскольку товар штучный. Инициируют эти истории, как правило (но не всегда), отделы спецпроектов в издательствах; они в основном для этого и существуют. Для таких вещей призраками нанимают чаще всего журналистов. Они способны произвести большое количество связного текста, опираясь, например, на диктофонную запись. Такие люди в наименьшей степени призраки. Вот, например, на обратной, если я правильно помню, стороне титула книги Ирины Хакамады «Sex в большой политике» стоит имя журналистки «Новой газеты» Лилии Гущиной, которая эту книгу в самом деле писала. Но это редкое — действительно редкое — исключение из правил, которое я могу отнести только на счет какой-то специальной порядочности Хакамады или скорее, возможно, на счет ее особого отношения к «Новой газете». Гонорары тут, конечно, существенно выше — в том числе и потому, что политики и медиазвезды сами не приходят в издательство с просьбами типа «Издайте мою книжку и дайте мне сто тысяч долларов»: гонорар для них обычно не важен, а важен сам факт выхода книги. Это странная такая история. Собственно писать книги никто из них не хочет, не может и не умеет, но статус писателя — как раз, может быть, потому, что никто не хочет, не может и не умеет, — достаточно важен. Если посмотреть, как распределяются здесь доходы, то ghost writer получает деньги (до нескольких тысяч долларов доходят суммы), звезда получает свой vanity impact, а издательство получает модное имя на обложке и возможность отъесть еще кусок магазинной полки. Тоже все довольно просто.

Прогнозов по поводу будущего этих практик я бы делать не хотела ‒ просто потому, что для прогнозов нужно быть совсем в теме, а я уже некоторое время занимаюсь другими вещами. Но в сущности… По первому сегменту — howtos: все будет, как было, рынок будет сжиматься и разжиматься в зависимости от общей ситуации. По худлиту: должны появиться такие неавторские или полуавторские проекты для подростков — единственный сектор, который во всем мире есть, а у нас еще нет, и это, я думаю, ненадолго. Кроме того, бумажные тиражи снижаются. Это значит, что, скорее всего, звездные проекты — от Лены Лениной до Ксении Собчак — будут стагнировать, разве что они сами их будут активно продвигать по собственной инициативе и продюсировать тоже сами.

А вот в массовом сегменте Марина Серова бессмертна. Никакой живой автор состязаться с ней по производительности и по заточенности под рыночные требования не в состоянии. Реальных авторов губит либо белочка — т.е. они спиваются от бессмысленности производимого текста, — либо звездочка. В последнем случае они начинают считать себя великими писателями и задирать гонорары. Марине Серовой все это, понятно, не грозит. Поэтому, когда авторы жанровой литературы вымрут или начнут писать хорошо, потому что за плохие книги перестанут платить деньги, Марина Серова будет продолжать писать то, что она пишет.

Ну и в качестве ненаучной фантастики — давайте я вас развлеку напоследок. Вот смотрите. Чем занималось (и продолжает заниматься) постсоветское общество? Приватизацией накопленных ресурсов. Марина

Представим себе автора, который написал хороший, а лучше — блистательный роман Марины Серовой. Роман этот лег на каждый книжный лоток Российской Федерации и сопредельных стран. Автор не поленился разослать двести экземпляров всем критикам и выставить роман на все существующие литературные премии. Критики, подавляя рвотные позывы, открыли книгу, на которой стоит имя Марины Серовой (и на обложке нарисовано невообразимое нечто). И прочли. И вот Марина Серова входит в шорт-лист «Букера», а потом получает «Большую книгу».

Готовый сюжет, скажите? Вот про это надо роман писать.

Источник

Независимые издательства примут участие в "Бродячем книжном фестивале"

"Бродячий книжный фестиваль", в программе которого продажа книг и музыкакальных дисков, арт-ярмарки, концерты, мастер-классы и встречи с авторами, отправится по городам России и первую остановку сделает во Владимире в последние выходные октября, сообщили РИА Новости организаторы.

Организаторы фестиваля - Гильдия вольных издателей и книжный клуб "Гиперион", которые уже пятый год проводят фестиваль вольных издателей "Boo! буквы, звуки, цацки" ("Бу!фест") в Москве.

Благодаря "Бродячему книжному фестивалю" жители различных регионов смогут увидеть и приобрести книги небольших издательств, которые крайне редко попадают в областные и районные книжные магазины, библиотеки. А если и попадают, то через многочисленных посредников и поэтому стоят необоснованно дорого.

На фестивалях будет организована развивающая и развлекательная программа: встречи с авторами, театральные представления, выставки, концерты и мастер-классы. Помимо книг, можно будет приобрести сувениры, авторские украшения, музыкальные диски, аудио-книги и радиоспектакли.



Фестиваль пройдет во Владимирской научной библиотеке им. Горького 29 и 30 октября при поддержке администрации Владимирской области.

В дальнейшем фестиваль планирует посетить (за 2011-2012 годы) Гусь-Хрустальный, Дмитров, Дубну, Иваново, Калугу, Клин, Коломну, Малоярославец, Можайск, Муром, Ногинск, Переславль-Залесский, Орел, Рязань, Суздаль, Тверь, Тулу и Ярославль.

Источник

Художник ИЛЬЯ ФАЛЬКОВСКИЙ объясняет свою неприязнь к социальным сетям

Честно говоря, никогда не думал, что соберусь писать текст на эту тему. Мне кажется, собственный образ жизни — не повод для пропаганды. Но так уж повелось, что, встречаясь с людьми, приходилось отвечать на вопрос, есть ли у меня фейсбук или ЖЖ. Я отрицательно мотал головой и ловил на себе недоумевающие взгляды. Потом эти взгляды сменялись снисходительными улыбками — всем становилось ясно, что я ретроград, отстал от жизни или просто выпендриваюсь.

Следовало как-то прояснить свою позицию, я пытался оправдаться, говорил, что не вообще противник интернета, которым активно пользуюсь для работы, а именно социальных сетей. Парой слов ограничиться не удавалось, и постепенно родилась телега, которую я и прогонял при каждом удобном случае. Вот и сейчас, летя в Пермь, я столкнулся со своим старым знакомцем М., которого не видел уже лет десять. Мы оба не выспались, находились в каком-то галлюцинозе, он забыл в аэропорту свой багаж, я путал мысли со словами, мы ехали в такси, мимо проносились незнакомые пейзажи — густые уральские леса, угрюмые фабричные строения и унылые трех- и пятиэтажки, я болтал что-то о радости личных встреч и о том, как их тепло должно противостоять холоду социальных сетей. Вот тут-то он и предложил оформить мои мысли в текст, но даже сейчас, взявшись за этот труд, я не уверен, что он выльется во что-нибудь путное. Сложно писать, когда заранее осознаешь, что находишься в явном меньшинстве и у тебя в запасе только личные ощущения и дюжина разрозненных фактов.

Но если кто-то все же захочет меня выслушать, я начал бы рассказ об опасности, исходящей от социальных сетей, с примера сайта «Одноклассники.ру», который не только помогал людям найти друг друга, но и банкстерам (смесь банков и гангстеров) отловить должников. По сообщению газеты «Коммерсантъ», коллекторы нанимали подставных девушек, которые регистрировались в соцсетях и принимались за поиск ровесников. Одна такая девушка в месяц была способна выловить до двухсот провинившихся. Ссылаясь на психологов, газета утверждала, что сайты типа «Одноклассников» и «Вконтакте» оказываются идеальным ресурсом для втирания в доверие: «Когда человек возвращается в детство, он раскрепощается и становится более открытым для получения от него нужной информации». Конечно, не все мы должники банков, но в любой момент можем в них превратиться. Кроме того, информацией о нас так же легко может воспользоваться не только банкстер, но и просто гангстер, шпион или плут. Я бы мог напомнить и о том, что на ресурсе «Вконтакте» можно зарегистрироваться лишь по реальному номеру своего мобильного. Так что фейковый аккаунт не спасет. Вся информация с личной страницы в принципе доступна как работникам банков, так и сотрудникам спецслужб. Пусть не каждый из нас занят чем-то противоправным, но тем не менее не очень приятно сознавать себя героем мультика про Бэтмена, находящимся под Красным Колпаком.

Наверное, мне ответили бы, что социальные сети могут работать и против механизмов государственного контроля и подавления. Упомянули бы слова активного участника египетской революции, топ-менеджера Google Ваэла Гонима, который поблагодарил Фейсбук за отставку Мубарака и на вопрос, в какой стране начнется следующая революция, сказал: «Спросите Фейсбук».

На это я бы заметил, что с помощью Фейсбука можно сделать революцию в Египте, но никогда в самой Америке. Потому что Фейсбук — это централизованная база данных, не более чем один огромный комп, хранящийся дома у американского магната Цукерберга.

Максимум, что Фейсбук может позволить в Америке, — это беззубые протесты движения «Захвати Уолл-стрит». Их кажущийся размах объясняется поддержкой профсоюзов, способных обеспечить высокую массовость. «Захватчики» выступают против алчности банков, а отнюдь не против самого американского правительства, которое параллельно с ними объявило свою войну банковской системе. Я ничего не утверждаю, но вполне возможно, что именно это сходство интересов — одна из причин лояльного отношения властей и Фейсбука к движению «Захвати Уолл-стрит». Однако сейчас рано говорить, что будет дальше и как поведет себя Фейсбук в том случае, если события выйдут из-под контроля и требования демонстрантов радикализуются.

Во всяком случае, пока страница движения нормально живет в Фейсбуке, в то время как многие другие подвергались цензуре. Удалялись страницы, посвященные третьей палестинской интифаде, бойкоту корпорации BP, призывам освободить из-под стражи профессора Рикардо Палмеру, которого пытают электрошоком в американской тюрьме, борьбе с гомофобией в католической церкви и т.д. и т.п. Впрочем, подробно эти факты изложены вот здесь, не буду лишний раз их перечислять. Из невошедшего — уничтожение страницы техасской радиостанции KNOI, которая критиковала нарушения privacy в Фейсбуке. Одно время из лент убирались ссылки на материалы о том, что популярный радиоведущий Лео Лапорте решил отказаться от своего аккаунта. Доходило до того, что удалялись фотографии женщин, кормящих грудью своих малышей. Примеров нарушения privacy так много, что в августе этого года в одной из стран ЕС, а именно в Ирландии, комиссар по защите данных начал официальное расследование после запроса от сайта «Европа против Фейсбука». Были случаи, когда внезапно становились публичными френдленты. Фейсбук упрекали за новую опцию распознавания лиц путем сравнения выложенных разными пользователями фотографий. Наконец, технология Open Graph и кнопка «лайк» позволили Фейсбуку интегрироваться с другими сайтами и собрать свою базу данных о социальных интересах и намерениях пользователей. Разработчики этой технологии уверяли, что в нашем перенасыщенном информацией мире, в этой своеобразной борхесовской библиотеке самостоятельно, без посторонней помощи разобраться практически невозможно и нитью Ариадны станет лайк твоего друга. Но нужна ли эта кнопка таким, как я, кто не хочет опираться на общественное мнение, а, напротив, желает самостоятельно ориентироваться в культурном пространстве, руководствуясь лишь собственным вкусом?

Как альтернативу Фейсбуку я бы с удовольствием поддержал находящуюся в разработке сеть Diaspora, выстроенную наподобие торрентов по антииерархичному и анархическому принципу p2p: все данные хранятся не в централизованном месте, а на компьютерах самих пользователей. Создатели «Диаспоры» уверяют, что в отличие от Фейсбука торговля информацией не является их бизнес-целью. Да и с privacy в «Диаспоре» дела обстоят куда лучше: опция «Аспекты» позволяет одному и тому же пользователю представать в разных виртуальных обликах для разных целевых групп — родственников, друзей, коллег. Вот только настораживает факт, что вездесущий Цукерберг успел и тут вмешаться, в прошлом году проинвестировав «Диаспору».

Наверное, параноидальной выглядит моя уверенность, что наивные пользователи, наполняющие биографическими статьями «Википедию», облегчают работу сотрудникам спецслужб, создавая для них каталоги данных по террористам, экстремистам и прочим подозрительным личностям и организациям. Хотя я все же не такой безумец-радикал, как один мой приятель, который, изучив контекстную рекламу у себя в почте Google, обнаружил, что она формируется не на основе содержания его писем, а соответствует его трекингу — тем сайтам, которые он посещал, и запросам, которые он делал, причем даже не будучи залогиненным в Google. Он решил, что за его перемещениями в сети идет слежка. И испугался, что стал рядовым объектом рекламного воздействия, — по прочитанным им в интернете книгам, просмотренным фильмам, прослушанной музыке и посещенным сайтам уже составлен его киберпортрет. Потом он наткнулся на статью в «Шпигеле» «В сети шпионов».Оказывается, с помощью парсинга (автоматизированного сбора контента) всего за месяц можно не только обрисовать круг интересов, но и полностью идентифицировать паспортные данные любого анонимного пользователя. А это явный подарок спецслужбам. С тех пор он каждый вечер старательно стирает со своего компьютера все cookies дневных заходов.

Мой приятель не читал рассказ Кори Доктороу «Выгуглен» (2007). Цитата: «Каждый раз, когда ты посещаешь страницу с гугловской рекламой на ней, пользуешься гугловскими картами или гугловской почтой — даже если посылаешь почту на гугловский почтовый ящик, — компания старательно собирает информацию о тебе». По нелепой случайности герой рассказа попадает под подозрение сотрудничающих с Google спецслужб. Понимая, что скоро будет «выгуглен» и уничтожен, он решает воспользоваться «Гуглоочистителем» — программой, которая нормализует поисковую историю. Однако кодом программы завладевают менеджеры Google и начинают применять ее в политических целях, подчищая профили выгодных им кандидатов.

Моя убежденность в том, что соцсети скорее орудие в чьих-то руках, чем работа на общественное благо, зародилась давно, еще до появления «Одноклассников» или Фейсбука. Но, возможно, причина моего нежелания вести блог или открывать страницу столь же проста, как и та, по которой я не смотрю телевизор. Я просто хотел бы хоть на несколько минут вырваться из-под тотального контроля медийных знаков и образов. И пожертвовать эти отвоеванные минуты на лесную прогулку и глоток чистого воздуха. Моя позиция — это не попытка соригинальничать. Да, я знаю, что аудитория Фейсбука насчитывает более 800 миллионов человек и они ежедневно выкладывают биллионы постов, ссылок и фотографий.

Но я не хочу, чтобы моя личная жизнь превращалась в объекты информации и биты кодов для создателей деловых платформ. Я просто хочу оставаться самим собой. Удержать за собой хоть немного степеней свободы. И, руководствуясь этим желанием, отказываюсь от социальных сетей.​

Источник

Игорь Масленников: «Никто больше не хочет снимать кино для сантехника Васи»

Режиссер «Приключений Шерлока Холмса» и «Зимней вишни» побеседовал с корреспондентом «КП» накануне своего 80-летия

Игорь Масленников известен как человек, не склонный к излишнему политесу. Вот и в юбилейном разговоре с «Комсомолкой» режиссер не стал лезть за словом в карман и откровенно поведал о своих непростых взаимоотношениях с кинематографической тусовкой.


Игорь Масленников в Госфильмофонде России - бобины с его «Приключениями Шерлока Холмса и доктора Ватсона» прочно вошли в золотой запас отечественного кино.



«ЭМОЦИИ МЕНЯ ВОЛНУЮТ БОЛЬШЕ ВСЕГО»

- Игорь Федорович, вы в последнее время даете понять - хватит спрашивать о Шерлоке Холмсе. Почему?

- Да, хватит, 30 лет одно и то же. Просто удачная история, момент славы, который случается у каждого хорошего режиссера. Никакого подвига со своей стороны я не вижу. Режиссура ведь не в том, чтобы командовать на площадке, - нужно просто собрать коллектив, который обеспечит успех. В «Шерлоке Холмсе» все сошлось идеально.

- Но никто ведь не предполагал, что сойдется. В чем секрет многолетнего успеха фильма у публики?

- «Ленфильм», на котором я всю жизнь работаю, всегда упрекали в мелкотемье. Может, только Козинцев делал эпохальные картины. Но ведь так называемое мелкотемье и есть кино, которое народ хочет смотреть. Это кино эмоций. А эмоции меня всегда интересовали прежде всего. Не развлекуха в голливудском стиле, а переживания настоящих людей. Ну да, тех, кто не совершает революций и не борется за высокие идеалы, зато очень похож на нас с вами.

- Как раз таких персонажей как ветром сдуло из современного российского кино.

- Совершенно верно. У нас сейчас либо подделка под Голливуд, либо арт-хаус для фестивалей, середины нет вообще. Причем в арт-хаус, понятно, идет больше режиссеров, так как на блокбастер деньги дают далеко не каждому. Для нормального зрителя никто работать не собирается. Где уж думать о сантехнике Васе, если даже на «Ленфильме» появились гении, которые по 13 лет свои шедевры до совершенства доводят.


- Это шпилька в адрес Алексея Германа-старшего, который никак не закончит «Историю арканарской резни»?

- Это не шпилька, а правда. У меня он вызывает недоумение. Ну как можно столько времени заниматься одной и той же картиной? Понятно, что тут дело в темпераменте и характере. Но чего мусолить-то? Только не думайте, что я любитель поговорить за глаза. Я с Лешей дружу и каждый раз, когда встречаю его в коридорах «Ленфильма», язвительно спрашиваю: «Ну что, на 14-й год пошел?» А он смеется, грозит кулаком и говорит: «Убью!»



«НИЧЕГО ХОРОШЕГО ПО АКУНИНУ СНЯТЬ НЕЛЬЗЯ»

- Несколько лет назад вы сделали сериал «Воспоминания о Шерлоке Холмсе», приделав к старому материалу линию Конан Дойла. Зачем вам это понадобилось?

- Идея Эрнста заключалась в том, чтобы переформатировать советского «Шерлока Холмса» на современный лад. Почему, скажем, у нас хронометраж всех серий больше часа? Причина одна - в советское время более короткую серию считали короткометражной и оплачивали по менее привлекательному тарифу. А сейчас нельзя делать серию длиннее 52 минут, нужно еще уместить в нее рекламу. Эрнсту это было нужно, чтобы наконец-то начать легально продавать нашего «Шерлока Холмса» на Запад. До этого он ходил в странах Европы исключительно на пиратских дисках.


Елена Сафонова, которую роль в «Зимней вишне» сделала знаменитой, по мнению Масленникова, хороша, когда надо изображать скупость эмоций. А вот кричать она не умеет!

- Но обновленного «Холмса» один раз показали по телевидению и забыли. Может, дело в качестве?

- Нет, все были довольны уровнем работы. Мне кажется, история Конан Дойла, который стал новым персонажем нашего сериала, сама по себе довольно интересна. В том, что новая версия «Шерлока» сейчас практически неизвестна, виноват Ливанов. Представляете, он посчитал, что мы со сценаристом Валуцким озолотились, сотрудничая с Эрнстом. Сам Ливанов в то время был на мели и принялся скандалить и просить часть авторских отчислений себе. Хотя никаких авторских прав на использование образа Шерлока Холмса ему, конечно же, никто не давал. Если я все правильно понял, Эрнст просто не захотел громкого скандала и предпочел больше не показывать сериал.

- А потом Первый канал предложил вам снять сериал «Азазель» по Акунину...

- Я отказался, хотя Эрнст мне специально прислал эту книжку, когда она только появилась. А я же филолог по образованию и сразу чувствую, когда мне подсовывают псевдолитературу. В романах Акунина сплошные маски и готовые конструкции. Все это я в резкой форме высказал Эрнсту, и он назначил режиссером Александра Адабашьяна.



«МИРОНОВ И БЕЗРУКОВ - ДВЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ СОВРЕМЕННОГО КИНО»

- Многие снимавшиеся у вас актеры становились затем суперзвездами. Но как минимум в двух случаях это скорее помешало их карьере - Василия Ливанова воспринимают прежде всего как Шерлока Холмса, а Елену Сафонову - как «зимнюю вишню». Почему они стали актерами одной роли?

- Про Ливанова говорить ничего не хочу, с ним все понятно - не зря он до сих пор пытается монетизировать свою роль 30-летней давности. А вот с Сафоновой история посложнее. Она действительно терпеть не может «Зимнюю вишню», считает, что эта роль погубила ее карьеру. Чем она была хороша в моей картине? Тем, что она усложнила героиню, наделив ее своими качествами - закрытостью, скупостью выражения эмоций. И для «Зимней вишни» это было замечательно! Но потом именно эти качества сыграли с ней злую шутку. Я пытался с ней работать после «Зимней вишни», снял ее в фильме «Филипп Траум». И там стало совсем понятно, что она совсем не умеет кричать. Она не рождена, чтобы выражать сильные эмоции, хотя внутри у нее вулкан чувств.

- А кто из актеров вам нравится?

- У нас сейчас в стране два главных актера - Евгений Миронов и Сергей Безруков. Они - две противоположности. Миронов вызывает у меня восхищение, именно он - человек, которого смело можно назвать преемником Олега Янковского. А вот Безруков... Знаете, я ведь одно время хотел с ним поработать, пригласил попробоваться на роль секретаря Конан Дойла в «Воспоминания о Шерлоке Холмсе». Но... Хотелось вслед за Станиславским крикнуть: «Не верю!» Если говорить про актрис, то номер один сейчас - Чулпан Хаматова. Мне очень хочется с ней поработать, но пока даже нечего предложить. Просто нет роли ее уровня.

- Вы, кстати, над каким фильмом сейчас работаете?

- Сценарий есть, опять написали вместе с Валуцким. Называется «Грибной год» - лирическая мелодрама, современная «Зимняя вишня». Осталось теперь найти деньги на съемки.


Александр НЕЧАЕВ



Источник