C МИРУ ПО НИТКЕ

Народная артистка СССР Римма Маркова умерла в Боткинской больнице. Об этом ТАСС сообщила дочь актрисы Татьяна. Марковой было 89 лет. Причины смерти актрисы не уточняются. Прощание с ней состоится 17 января на Николо-Архангельском кладбище.

В октябре 2014 года Маркова была госпитализирована, но СМИ передавали, что после проведения врачами полного комплекса лечебных и диагностических мероприятий ее состояние улучшилось и стабилизировалось.

Римма Маркова родилась 3 марта 1925 года в Самарской губернии. Ее отец был актером Саратовского драматического театра, мать — гримером. После войны Маркова училась в студии при Вологодском драматическом театре, а после этого начала работать в московском театре «Ленком». В 2010 году актриса удостоилась ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени с формулировкой «за большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю творческую деятельность».

В копилке актрисы более 50 спектаклей и фильмов, в том числе «Вечный зов», «Гардемарины, вперед!», «Крылья», «Родня», «Живые и мертвые», «Отпуск за свой счет», «Покровские ворота», «Последняя дорога» и «Ночной дозор».
Великая актриса! Как скала! Вечная память в наших сердцах,в фильмах и в спектаклях!

Сегодня из колонок и наушников настоящих меломанов должны звучать «Yesterday», «Yellow Submarine», «Let It Be» или любое другое творение самой популярной музыкальной группы всех времен и народов — легендарной четверки из Ливерпуля. С 2001 года по решению ЮНЕСКО 16 января отмечается Всемирный день «The Beatles».



Дата, конечно, выбрана не случайно. 16 января 1957 года в Ливерпуле открылся клуб «The Cavern», где начали свой путь к славе тогда еще никому не известные молодые музыканты Джон Леннон, Пол Маккартни и Джордж Харрисон. Спустя пару лет к ним присоединился еще один будущий «битл» — Ринго Старр.

Позже 16 января случилось еще одно знаменательное событие в истории «The Beatles»: в этот день в 1964 году журнал «Cashbox» присвоил песне «I Want To Hold Your Hand» первое место в американском хит-параде, после того как этот сингл разошелся миллионным тиражом всего за 10 дней.

В привычном составе «The Beatles» отработали восемь лет. За это время они официально выпустили 13 альбомов, каждая песня из которых становилась настоящим хитом. Начав с подражания классикам американского рок-н-ролла (большое влияние на четверку оказало, например, творчество Элвиса Пресли), «The Beatles» пришли к собственному стилю.

Всемирное признание группа получила в 1963 году после выпуска сингла «Please Please Me». С этого момента на планете началось сумасшествие, получившее говорящее название «битломания».

Группа оказала большое влияние на развитие мировой музыки. Многие известные композиторы и исполнители брали с них пример. Кроме того, «битлы» впервые использовали некоторые новаторские разработки в области звукозаписи и съемок видеоклипов.

В настоящее время «The Beatles» занимает первое место в списке величайших исполнителей всех времен по версии журнала «Rolling Stone».

вырезано

Интерфакс сообщил вчера о новой законодательной инициативе Госдумы. Депутаты предложили праздновать в России День взятия Парижа.
вырезано
вырезано

вырезано

На ЛитРесе появилась новая книга Вадима Панова "Сокровища чистого разума" - 5-я книга из серии "Герметикон".

Кому как - а я считаю книги этого цикла лучшими образцами современной российской фантастики ( наравне с книгами цикла "Ойкумена" Г.Л.Олди )

ДЕТСКИЙ МИР

— Самые звездные отечественные авторы!
— Составитель сборника — Дмитрий Быков!

Татьяна Толстая и Виктор Пелевин, Людмила Улицкая и Михаил Веллер, Захар Прилепин и Марина Степнова, Майя Кучерская и Людмила Петрушевская, Андрей Макаревич, Евгений Водолазкин, Александр Терехов и другие известные прозаики рассказывают в этом сборнике о пугающем детском опыте, в том числе — о своем личном.

Эти рассказы уверенно разрушают миф о «розовом детстве»: первая любовь трагична, падать больно, жить, когда ты лишен опыта и знаний, страшно. Детство все воспринимает в полный рост, абсолютно всерьез, и потому проза о детстве обязана быть предельно серьезной — такой, как на страницах «Детского мира».


И НИКАКОГО РОЗОВОГО ДЕТСТВА…

Сборник, который вы держите в руках и который вам лучше поскорей положить на место, призван разрушить давнюю и опасную ложь о безмятежном рае детства.

А зачем вам разрушать эту ложь? Вы, может быть, ею живете, она одна способна вас утешить в чистилище вашей нынешней жизни, где ярких событий почти нет, и слава богу. Потому что если что-то яркое случается, оно, как правило, ужасно, или как минимум неприятно, и всегда ломает ваш устоявшийся, уложившийся уклад. Не люблю никаких перемен, потому что никогда не видел перемен к лучшему, говорил герой романа Джозефа Хеллера «Что-то случилось» — лучшего взрослого романа о взрослой жизни, который я читал.

Советский строй был жизнелюбив, он наследовал в этом смысле классической русской культуре, где жаловаться считалось неприличным, а декадентов и прочих нытиков сам Чехов предлагал загнать в арестантские роты. Здоровые мужики, а ноют. Жизнелюбие предписывалось, и потому чем ближе к смерти, тем, стало быть, хуже. Детство — рай, зрелость — чистилище, старость — полноценный ад, утешается она только почетом, который ей у нас везде.

Нежизнелюбив в русской классике был Герцен. Ему в этом прямо наследовала Лидия Чуковская, которая так прямо и спрашивала в одном письме: зачем, собственно, любить жизнь? Ведь это то же самое, что любить широкую извозчичью спину, ватный зад, который давит все вокруг.

Даже солнце наше, Пушкин, который вроде как задал всю парадигму наших ценностей и стал для России христологической, вероучительной фигурой, — придерживался довольно пессимистических взглядов: «Блажен, кто праздник жизни рано / Оставил, не допив до дна / Бокала полного вина».

Более реалистический взгляд на вещи предполагает, наоборот, постепенное улучшение: детство — пора самых мучительных и трудных испытаний, зрелость еще туда-сюда, а старость — гармония с миром, когда уже не надо ничего добиваться и можно наслаждаться трудами. А что смерть все ближе — так нельзя же вечно коптить небо. Если бы не она, любовь не знала бы той остроты, а искусства не было бы вообще, ибо все искусство направлено на преодоление смерти. Жизнь к концу лишается хищности, обретает некую нравственную высоту, старость способна облагородить даже и подлеца, и мелкого хищника. Тогда как в детстве всe обнажено, ничем не прикрыто, человек еще не научился ни жалеть, ни защищаться. Детство — хищническая площадка молодняка, страшный мир, лишенный снисхождения и, главное, свободы, потому что в детстве какая же свобода? Тотальная, рабская зависимость. Помню, как поразило меня в середине девяностых эссе Елены Иваницкой «Детство как пустое место» — там была сказана правда и о собственном детстве, полном обсессий, страхов и выматывающих ритуалов, и об аде советского детства вообще, и о том, сколь беззащитен ребенок в мире взрослых, какими бы любящими и заботливыми эти взрослые ни были. Все это было про меня. Мое детство было ужасно, хотя и прекрасно: в нем все впечатления были стократно ярче, чем даже в пылкой юности, но и конфликты, и трагедии, не говоря о страстях, были такими, что доселе удивляюсь: как я не покончил с собой и не сошел с ума? Самоубийство, допустим, всегда казалось мне ужасной пошлостью, капитуляцией, я не мог позволить «всем им» одержать верх. Но вот безумие точно бродило рядом, и никогда потом я не был к нему так близок. Скажу честно: в армии по сравнению со школой я себя чувствовал почти прекрасно, уж точно нормально. Самые страшные мои воспоминания — именно детские, школьные. Самые счастливые — тоже, иначе не было бы необходимого контраста; но если это счастье я вполне способен испытывать и сейчас, извлекая из подсознания все черты и способности того школьника, — то ужас и тревога детских лет кончились бесповоротно. Взрослость то ли заглушила их, то ли научила с ними бороться.

У Кушнера, одного из самых точных и честных современных поэтов, есть об этом стихи, которые, собственно, и стоило бы тут поместить вместо предисловия.

Контрольные. Мрак за окном фиолетов,
Не хуже чернил. И на два варианта
Поделенный класс. И не знаешь ответов.
Ни мужества нету еще, ни таланта.
Ни взрослой усмешки, ни опыта жизни.
Учебник достать — пристыдят и отнимут.
Бывал ли кто-либо в огромной отчизне,
Как маленький школьник, так грозно покинут?
Быть может, те годы сказались в особой
Тоске и ознобе? Не думаю, впрочем.
Ах, детства во все времена крутолобый
Вид — вылеплен строгостью и заморочен.
И я просыпаюсь во тьме полуночной
От смертной тоски и слепящего света
Тех ламп на шнурах, белизны их молочной,
И сердце сжимает оставленность эта.
И все неприятности взрослые наши:
Проверки и промахи, трепет невольный,
Любовная дрожь и свидание даже —
Все это не стоит той детской контрольной.
Мы просто забыли. Но маленький школьник
За нас расплатился, покуда не вырос,
И в пальцах дрожал у него треугольник.
Сегодня бы, взрослый, он это не вынес.

То есть дело не в климате, не во временах за окном, которые не выбирают, не в сталинизме, на который пришлось кушнеровское детство. Маленький школьник всегда грозно покинут, это биологическая, непреодолимая драма детства. Все у него впервые, опыта взять неоткуда. Особенно ужасно, что грехи тоже впервые, и никто не может от них предостеречь: детство — время, когда мораль усваивается только на личном опыте, и чаще всего от противного. В неровном, однако неглупом фильме Люка Бессона «Люси» героине устраивают полный и резкий апгрейд — с помощью тех веществ, которые для быстрого роста получает от матери организм ребенка. И там она вспоминает себя именно ребенком, зародышем, которому было страшно больно оттого, что у него росли кости. А сам ужас рождения — это ведь небось пострашнее смерти, проходить через такие узкие врата!

Детство все воспринимает в полный рост, абсолютно всерьез, и потому детская литература обязана быть трагической, предельно серьезной. Это понимал Андерсен, автор самых жестоких сказок в мировой литературе. Это знал Гофман. Лучше многих чувствовал это Диккенс, а еще острей и болезненней — Сологуб, который, кажется, заранее знал отчаянные строки Мандельштама, написанные уже через семь лет после сологубовской смерти:

О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года.

Из современных авторов это хорошо понимает Владислав Крапивин — трагедию детства и его опасности он чувствует идеально. В этой книге собраны сочинения почти обо всех гранях этого пугающего детского опыта. Тут есть рассказы о детской любви — не влюбленности, а именно любви, потому что любовь, еще не омраченная половым чувством, не отягощенная жадностью и похотью, только и заслуживает названия любви, остальное так, мимо. Есть рассказы о страшном опыте общения со сверстниками, о периоде борьбы за существование — никакая карьерная грызня не достигает такого накала, как конфликты в детской стайке. Есть, наконец, рассказы о столь же ужасном, первом ощущении своего я — когда ты вдруг с отчаянием понимаешь, что ты — это ты, что ты смотришь на себя не со стороны, читаешь про себя не в книжке, что ты — это тот, с кем все происходит на самом деле, и жизнь, и смерть, и тебе некуда деться от себя. В детстве, помню, эта мысль меня мучила так, что я в нее словно проваливался, и тогда любое напоминание о реальности — даже мысль о том, что завтра в школу, — была для меня утешительна. Представляете, как это было ужасно, если школа — царство сплошного кошмара почти без просветов — утешала?

Люди, прожившие детство всерьез и с открытыми глазами, выходят в жизнь готовыми: после этого с нами ничего не сделаешь.

Дмитрий Быков ©

I. О ДРУГИХ

Татьяна Толстая «На золотом крыльце сидели…»
Татьяна Толстая Любишь — не любишь
Виктор Пелевин Онтология детства
Андрей Битов Но-га
Захар Прилепин Белый квадрат
Людмила Петрушевская Незрелые ягоды крыжовника
Марина Степнова Тудой
Сергей Шаргунов Жук
Анна Матвеева На озере
Павел Крусанов Как исчезают люди
Майя Кучерская Плач по уехавшей учительнице рисования и черчения
Василий Аксенов Завтраки 43-го года
Юрий Казаков Во сне ты горько плакал
Александр Терехов За дармоедами


II. О СЕБЕ

Людмила Улицкая Девочки и мальчики
Людмила Улицкая Бедный враг
Михаил Веллер До того, как
Александр Иличевский Шаровая молния
Андрей Макаревич Падать больно
Михаил Шишкин Пальто с хлястиком
Андрей Аствацатуров Город Кeнигсберг, безработица в Америке и знаки препинания
Денис Драгунский [комментарии к «Денискиным рассказам»]
Александр Кабаков Офицерский сын
Ольга Трифонова Счастливчик Степан Дугласович Дойл
Дмитрий Горчев Какая смерть, когда такое солнце
Захар Прилепин Лес
Евгений Водолазкин Совсем другое время
вырезано


Этот страшный детский мир

Пелевин, Макаревич, Толстая, Улицкая, Прилепин как дети: вышел сборник рассказов «Детский мир» под редакцией Дмитрия Быкова, в котором современные писатели вспоминают свое детство — в форме художественной и документальной.

Неуемная демоническая девочка Таня Толстая воюет с няней — мечтает разрисовать ей лицо послюнявленными красными карандашами. Странный нелюдимый мальчик долго, не мигая, смотрит на кирпичную стену и думает — это Витя Пелевин. Вот Люда Петрушевская, долговязая отличница, из чувства противоречия не идет на свидание со своей первой любовью. А это ее тезка, Люда Улицкая, неприступно приподнимает подбородок, когда во дворе ее дразнят еврейкой.

Андрей Макаревич проплакал всю смену в пионерском лагере, потому что очень хотел домой.

Миша Веллер сталкивается с первыми разочарованиями: это у бабушки он гениальный ребенок, а в детском саду его называют просто — жиртрест.

Все рассказы в сборнике поделены на две группы — художественные и автобиографические. На деле разница между ними номинальная и минимальная. Вне зависимости от выбранных местоимений, раскрывая тему детства,

Все авторы вдруг становятся детьми, у которых наконец-то появилась возможность еще раз встать на стульчик, рассказать стихотворение, съесть любимый бутерброд с паюсной икрой и лечь в хрустящую постель, ощущая у себя на лбу теплую мамину ладонь.

Заодно и еще раз подраться, влюбиться, рискнуть жизнью, испытать предательство, столкнуться со смертью, понять что-то важное, чтобы потом обязательно забыть.

Все писатели, от молодого Шаргунова до почтенного Битова, прочерчивают одну и ту же бескомпромиссную разделительную черту, с одной стороны которой они — дети, а с другой — взрослые, то есть тоже они, но не сейчас, а завтра, вчера или когда-нибудь еще.

Быть взрослым в «Детском мире» не почетно, потому что с возрастом с ними не происходит ровным счетом ничего хорошего, они расчеловечиваются и умирают.

Как самокритично замечает Пелевин, бояться нечего, пока мир разговаривает с тобой, проблема в том, что с какого-то непонятного момента он начинает говорить о тебе.

Так заканчивается волшебство.

Это, в свою очередь, не значит, что детский мир автоматически становится Эдемом только потому, что мир взрослых — беспросветная суета. Напротив, перемещаясь во времени на многие годы назад, писатели с притворным негодованием и еле скрываемым восхищением заключают, что

детство — это ад.

Это мир, в котором твоей физической целостности угрожает решительно все — от злого хулигана до острого выступа кресла, о психологической целостности и говорить нечего — здесь все случается в первый раз и ты ни к чему никогда не готов. «Детство — хищническая площадка молодняка, страшный мир, лишенный снисхождения и, главное, свободы, потому что в детстве какая же свобода? Тотальная, рабская зависимость», — задает тон сборнику Дмитрий Быков в своем предисловии. В первом же рассказе мысль подхватывает Толстая: «Господи, как страшен и враждебен мир, как сжалась посреди площади на ночном ветру бесприютная, неумелая душа! Кто же был так жесток, что вложил в меня любовь и ненависть, страх и тоску, жалость и стыд — а слов не дал».

«Слава богу, теперь все позади, — удовлетворенно вздыхают дяди и тети, премированные писатели, а потом резко меняются в лице: — Ну уж нет, только не это!»

Произведения о детстве всегда кажутся автобиографическими, потому что все они пишутся с использованием невозобновляемого ресурса — частной сокровенной памяти.

Кто-то — как Марина Степнова — создает классических персонажей, оживляя их не-существование своими воспоминаниями. Кто-то — как Петрушевская — намеренно путает первое и третье лица, кто-то — как Толстая, — не стесняясь, накидывает материал для мемуаров. В части, которую Быков называет «автобиографической», и вовсе начинается парад исповедальных монологов: кто во сколько лет заговорил, как назывался ближайший магазин продуктов, во сколько приходила мама с работы, сонмы подробностей про дядей Дим и теть Кать. Веллер — про курочку в масле, Иличевский — про каспийскую осетрину, Макаревич — про тошнотворный кусочек сливочного масла, плавающий в стакане с кофе.

Каждое воспоминание достается с такой глубины, что сразу раз и навсегда наделяется особой потусторонней важностью и авансом обретает свое бессмертие в тексте.

У всех вроде бы все свое, частное, а на выходе получается, что все у всех универсальное, как ценность.

«Детский мир» не только дает ретроспективное ощущение, почти всегда, к сожалению, упирающееся в полую ностальгию, — он, кажется, еще пытается хотя бы ненадолго приостановить то самое взрослое трагическое «расчеловечивание». Раз за разом текст возвращает читателя к уже пережитому опыту бесконечности, который соразмерен возвращению домой после долгой утомительной детской игры (войны, любви, смерти). Густеет закат, жгут содранные коленки, от пыли и песка почти не дышит нос. Мама помоет и оботрет душистым колючим полотенцем, потом сделает черный сладкий чай и положит на хлеб два кусочка докторской колбасы. И будет смотреть на тебя, пока ты жуешь. А потом ты пойдешь спать и, уже проваливаясь в цветной безмятежный сон, увидишь склонившегося над кроватью отца. Он коротко буркнет «спокойной ночи» и осторожно прикроет за собой дверь, чтобы не разбудить. Целая жизнь впереди.
вырезано

Грустный повод вспомнить о семье знаменитого литератора, литературоведа, переводчика и критика Корнея Ивановича Чуковского и его внучке – Елене Цезаревне. Известная литературовед, ученый-химик и правозащитница Елена Чуковская ушла из жизни 3 января в возрасте 83 лет.
Елена Чуковская была создателем и организатором дома-музея К.И.Чуковского в Переделкине.

Семья Чуковских переживала непрерывную «зебру» удач и бед. С одной стороны, Корней Иванович был награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного знамени и был обласкан властью, с другой – был, как литературная знаменитость, серьезно зависим от изменений направления политических ветров и настроений власть имущих. Негодование заместителя наркома просвещения, вдовы Ленина Надежды Крупской его добрыми и наивными сказками, вызвало фактически полную опалу, которую удалось разорвать только «официально опубликованным» заявлением в «Литературной газете» – «отречением от сказок»! Для писателя это было серьезным ударом. А попытка выпустить детский вариант библейских историй вызвал ни много, ни мало, уничтожение тиража и требование… уничтожить самого автора, озвученное друзьями Советского Союза, молодыми китайскими лидерами культурной революции – хунвейбинами. «Размозжить голову старому ревизионисту, забивающему головы детей религиозными бреднями!» - скандировали они…

Поэтому семейство Чуковских всегда было отчасти диссидентским. С диссидентами дружил Корней Иванович, правозащитной деятельностью занималась его дочь Лидия, а потом и внучка Елена. Причин этому немало – ведь еще в 1938 году семья понесла первую серьезную утрату по политическим мотивам – был арестован и расстрелян отчим Елены и муж Лидии – физик Матвей Бронштейн, один из создателей квантовой теории гравитации. Позже, явно во многом из протестных чувств, писатель привечал у себя в трудные годы Александра Солженицына, физика Александра Литвинова и других известных в своей сфере творческих людей, испытывавших проблемы во взаимоотношениях с государством. В результате вся жизнь и творчество семьи Чуковских - и Корнея Ивановича, и его дочери Лидии, и его внучки Елены были гораздо шире рамок литературной сферы… Постоянная борьба за право творить, за право защищать других, за право быть собой – в советские годы это было неотъемлемой составляющей жизни поистине творческих людей…

Елена Чуковская с начала шестидесятых оказывала помощь Александру Солженицыну вплоть до его высылки из Советского Союза. «Мы познакомились в августе 1965 года, когда Александр Исаевич после конфискации своего архива, по приглашению моего деда, Корнея Чуковского, жил на его даче в писательском поселке Переделкино» - рассказывала внучка писателя Елена Цезаревна: «Он написал письмо в правительство, требуя, чтоб ему вернули конфискованный архив и ожидал ответа. Тогда Солженицын жил в Рязани, но все дела были в Москве, и он приезжал в столицу на несколько дней. Этой же осенью, по приглашению моей матери он впервые остановился на нашей квартире в Москве, где была крошечная 8-ми метровая свободная комната. В первый же приезд в Москву он простудился и заболел. Поэтому попросил меня позвонить по указанному телефону, назваться не своим именем и сказать какую-то предписанную фразу. Так начиналась для меня школа солженицынской конспирации, которая оказалась достаточно серьезной. Позже он рассказывал мне, как надо ставить ногу, чтоб оторваться от хвостов в метро, показывал, как выскакивать из троллейбуса».

Впоследствии Елена Цезаревна продолжила активную правозащитную деятельность – она писала много статей и выступала в защиту друга семьи Солженицына, прозаика Бориса Можаева, писателя Владимира Войновича и многих других творческих людей. На чисто литературном же поприще многие её знают, как соавтора Корнея Ивановича по его знаменитому (хотя куда менее известному, к сожалению, чем «Мойдодыр», заложником которого стал писатель, как артист - образа!) альманаху «Чукоккала».

«Чукоккала» - это, во-первых, аббревиатура – от ЧУКовский и КуОККАЛА» - фамилии автора и поселка в Ленинградской области, где он жил долгие годы с 1906-го. А во-вторых, это - уникальное литературное произведение, которое даже сложно однозначно характеризовать. Рукописный альманах «для внутрисемейного пользования», ежедневные комментарии событий и вещей в самых разных жизненных сферах, который писатель вел с 1914 года по 60-тые года ХХ века – это своего рода «блог» докомпьютерного века, уникальный литературный памятник эпохе, достойный памяти, чтения, перечитывания и вдумчивого изучения любителями и профессионалами от литературы. К слову, и тут не обошлось без противостояния с официозом, с государством – отчасти из-за вольных взглядов автора на многие вещи, отчасти из-за, выражаясь современным языком блогосферы – «комментов» Ведь в «Чукоккале» с удовольствием отмечались друзья семьи Чуковских – так или иначе расходившиеся в разное время во мнениях с генеральной линией партии - Пастернаком, Мандельштамом, Гумилевым, Ахматовой и другими. Поэтому «Чукоккалу» долгие годы не удавалось представить читателям – её не брали в печать…
Именно заслугой внучки писателя – Елены Чуковской – является издание «Чукоккалы». Она много лет добивалась опубликования, и если бы не её усилия, это уникальное произведение могло бы быть забыто и похоронено. Её силами первое издание альманаха (правда, со значительными купюрами) увидело свет в 1979 году, а полное – и вовсе только в 1999-ом! С историей этой борьбы за публикацию можно ознакомиться в очерке Елены Цезаревны «Мемуар о Чукоккале», но лучше, конечно же, прочитать сам альманах – это будет лучшей памятью семье выдающегося литератора, литературоведа и просто замечательного человека!

вырезано

Блог Good eReader публикует авторский обзор рынка аудиокниг и основные тенденции его развития в будущем году.

В 2007 году ведущими мировыми издательствами было выпущено 3.073 наименования аудиокниг. К 2011 году этот показатель возрос до 12.000, а к 2014 году превысил 35.000 в год. Как сообщает газета The New York Times, только за первые 8 месяцев 2014 года рост продаж аудиокниг составил 28%, в то время как для электронных книг показатель за этот период составил 6%.

Как пишет редактор блога Good eReader Майкл Козловски (Michael Kozlowski), наиболее быстроразвивающимся рынком аудиокниг в мире являются не США, и не Великобритания, а… Германия. «Проведенное институтом Allensbach исследование показало, что за последние двенадцать месяцев почти 5 миллионов немцев, или 7% населения страны, купило хотя бы одну аудиокниги», — пишет Козловски.

Причиной роста популярности аудиокниг редактор Good eReader называет масштабное включение этого вида книг в каталоги библиотек с помощью таких сервисов как 3M Cloud Library, Baker & Taylor, Hoopla и Overdrive. Одним из ведущих провайдеров контента для 3M Cloud Library и Baker & Taylor является компания Findaway World, база данных которой насчитывает более 50.000 наименований. У сервиса Hoopla — собственный каталог аудиокниг, на данный момент насчитывающий 13.000 наименований. Этот каталог пополняется на 1.000 наименований в месяц.

Пожалуй, самую важную роль в распространении аудиокниг играет компания Audible, предлагающая доступ к более 180.000 наименований аудиокниг. В настоящее время сервисы Audible доступны в тринадцати странах, в том числе в Германии и Франции.

Средняя цена аудиокниги продолжает оставаться высокой: если Kindle-версия бестселлера Джона Грина «Виноваты звезды» (The Fault in Our Stars) стоила $4,99, то аудиоверсия той же книги — $17,99. Майкл Козловски утверждает, что разница в цене объясняется большими затратами на производство одной аудиокниги: средние затраты на производство одного наименования составляют от $5.000 до $6.000, а в некоторых случаях —до $17.000-$20.000.

В 2015 году Good eReader прогнозирует рост популярности аудиокниг в книжных сетях. Крупнейшая книготорговая сеть в США Barnes&Noble вернула возможность загружать аудиокниги в ноябре 2014 года, и собирается рекламировать их онлайн и оффлайн. С отделением от B&N Nook Media фокус переместится на магазины этой сети. В настоящее время Nook предлагает доступ к 50.000 наименований аудиокниг и предоставляет новым пользователям выбор к бесплатному «пролистыванию» 5 аудиокниг каждую неделю, 2 из которых можно бесплатно скачать. Продолжится и рост библиотечных каталогов. По мнению Майкла Козловски, все больше библиотек в США будет переключаться на Hoopla, которая предоставляет аудиоконтент по более низким ценам, чем конкуренты.

«Это один из самых увлекательных и быстрорастущих сегментов книжного рынка, который не стоит недооценивать», — отмечает Козловски.

вырезано

Компания Apple около двух месяцев назад наняла разработчиков на Android, которые исследуют возможность выпуска на Android очень многих вещей, сообщил в эфире «Русской службы новостей» ведущий аналитик Mobile Research Group Эльдар Муртазин.

«В том числе у них есть внутренние прототипы Android-устройств. По сути, это IPhone с Android», – добавил эксперт.

По его словам, это абсолютно не значит, что Apple выпустит такое устройство на рынок.

«Компания Apple отличается тем, что они пытаются смотреть на шаг-два шага вперёд, и если они не могут победить, то хотя бы возглавить шествие. Сегодня эта идея звучит примерно так же безумно, как то, что в своё время они откажутся от своей архитектуры и перейдут на Intel в своих компьютерах. Но это направление тоже существует, потому что они все в одной лодке – и Samsung, и Apple», – сказал Муртазин.

Он отметил, что кризис жанра Apple виден уже для очень многих, в 2014 году компания выпускала самые сырые продукты за последние 10 лет.


вырезано