живу я здесь...
Профиль
Группа: Global moderators
Сообщений: 13556
Поблагодарили: 57863
Ай-яй-юшек: 999
|
похоже да, разбираюсь. Разобрались, в текст внедрились фонограммы еще двух аудиокниг. Пока раздачу приостановила, разбираемся с исходником.
Пропущенный текст:
+ Показать | Во двор аккуратно въехал роскошный автомобиль, и, несмотря на волнение, Агния Львовна с удовольствием созерцала очень красивую, ухоженную и хорошо одетую молодую леди за рулем дорогой заграничной машины. Агнии Львовне очень нравилось, что Катя с мужем Марком добились в жизни больших успехов. Конечно, тут еще и случай сыграл свою роль: ну кто бы мог подумать лет десять назад, когда Катя заканчивала свой финансово-экономический институт, что ее бухгалтерская профессия окажется востребованной, дефицитной и очень хорошо оплачиваемой? Даже Марк, скромный архитектор, каких в Петербурге было пруд пруди, никогда бы не смог поднять собственное дело, если бы не толковое и умное финансовое руководство Катерины и ее связи: это она сумела организовать ему для начала крупный кредит на самых выгодных условиях, фирма Марка строила дачи по его собственным проектам. Гордилась Агния Львовна внучкой, что уж тут скрывать, гордилась… Катя распахнула дверцу, и Агния Львовна уселась на пассажирское сиденье, большое и удобное, как кресло в гостиной. — Ты без Максимки! — сказала она разочарованно, взглянув на заднее сиденье. — Ему нельзя волноваться, я его дома с папкой оставила. — Ну, правильно сделала. Рассказывай, что там опять стряслось с Наташкой? — Нет, бабулечка! Я уж потерплю и расскажу все, когда мы все вместе соберемся и Наташка явится домой: я все расскажу, но только глядя ей, паршивке, в глаза! Агния Львовна не стала спорить, но и гадать тоже не стала. Наталья существо неожиданное, и наверняка умница Катя знает что делает, успокоила она себя. Они приехали на Московский и поднялись в квартиру Артема и Надежды. — Наталья дома? — с порога спросила Катерина, пропуская вперед бабушку. — Еще нет, но сейчас должна подойти: у нее сегодня театральный кружок. — Вот будет ей сегодня театр! Уж я ей устрою бенефис! — проворчала Катерина, снимая сапожки на высоченных каблуках и доставая из ящика под вешалкой свои тапочки. — Прима погорелого театра! — Да что случилось-то? — Потом, мама, потом! Наберись терпения. Потттли на кухню пить чай. Как ни пытались Надя и Агния Львовна разговорить Катю и хоть что-нибудь проведать заранее — она была непреклонна: «Только при Наталье!» Пришел с работы Артем, но и ему Катя сказала только, что будет серьезный разговор с Наташкой, а дальше молчала как партизан на допросе. И вот, наконец, появилась Наталья. Услышав ее возню в прихожей, Наденька жалобно попросила: — Катюша, ты хоть поужинать-то ей дашь? — Ни в коем случае! Я из-за нее столько паэлий на ужин не съела — перебьется и она на этот раз! — При чем тут паэлья? — удивилась Надежда — Это же твое любимое блюдо, а не Наташкино — она пиццу любит. А вот Агния Львовна тихо ахнула, мгновенно связав паэлью с Испанией, с прерванным отдыхом Кати и Марка. В кухню вошла Наталья, сияющая, свежая, с осеннего ветра, с искринками мелкого дождя в пышных русых волосах. — Всем привет! Вся семья в сборе, вот здорово! Только Марка и Максимки не хватает. — Будет тебе и Марк, — пообещала Катерина. — А ну-ка проходи и садись, актриса ты наша доморощенная! — Катя, ну дай же ты сначала поесть ребенку! — возмущенно сказала Надежда, доставая из духовки пиццу. — Садись, Наташенька, перекрестись и ешь, ты же устала и замерзла, наверное. — Мама, я же просила! — грозно сказала Катерина и выхватила тарелку с пиццей из-под носа у Натальи. — Ну, я ведь только… — Не надо ее отвлекать. Ну-ка, Наташечка, расскажи нам, что случилось с твоим другом детства Юриком Ахатовым, которого ты в последнее время почему-то звала Юсуфом? Наталья побледнела. — Ну вы же знаете… Он принял ислам и потому стал Юсуфом. А потом… Потом… — тут голос Натальи задрожал, а глаза налились слезами. — А потом он погиб… Ты же все знаешь, Катя! — Вот именно, что все! — Катюша, зачем такая жестокость? — начала было Надежда, но Катя ее перебила: — Мама, помолчи, пожалуйста, минутку, не мешай! — И она снова гневно уставилась на сестру. — Наталья! Так Юрик Ахатов погиб, под электричку попал? — Ну да, ты же знаешь, Катя! Как это бессердечно с твоей стороны — напоминать об этом… А еще единственная сестра! — Наталья встала из-за стола и хотела уйти. Но Катерина вскочила с места и перехватила ее за руку. — Сядь! Сейчас же сядь на место! — Испуганная Наташка села на место и притихла, а Катя встала над нею, держа руки на ее плечах и крепко прижимая ее к стулу. — Слушайте все! Так вот, сегодня в обеденный перерыв я вышла на Невский. Иду это я от Дома книги к Малой Конюшенной, хотела в христианский магазин «Слово» зайти, а навстречу мне идет живой и невредимый Юрик Ахатов! — Как это? — спросил Артем. — Это как понять — «живой»? — Ой! Не может быть! — испуганно воскликнула Надежда. — Привиделось тебе?! — Я могу тебя свозить на его могилку, — печально сказала Наташа и поглядела на сестру большими, налитыми слезами и болью глазами. — Какая могилка, когда я его живого видела?! — Ой, Катя! Да ведь ты просто обозналась! Это какой-то другой мальчик тебе навстречу попался, просто очень похожий на бедного Юрика! — воскликнула Наташа и заулыбалась. — Опять театр: «Увы, бедный Йорик!» То есть Юрик. Своди, своди меня на его безвременную могилку, сестрица! Хочешь, прямо сейчас и поедем? Одевайся! — Ну тебя, Катька! Никуда я не поеду, да еще вечером. Мало ли кто кому привидится… Мам, ну дай же мою пиццу, а? Есть так хочется! — Мама, убери ты эту пиццу по-хорошему, прошу тебя! А то я ее сейчас по стенке размажу! — закричала Катерина. — Родную сестру — по стенке? — ахнула Надежда. — Да не сестру, а пиццу! Наталья, если ты сейчас же во всем не признаешься, я сама отволоку тебя на могилку бедного Юсуфа, прямо в Александровский сад! — А при чем тут Александровский сад? — удивился Артем. — Сейчас поймете! «Видения» говоришь, Наташечка? Так вот, я сразу же остановила Юрика, и мы с этим «виденьем-привиденьем» пошли в кафе и там почти час разговаривали, я чуть с обеда на работу не опоздала. Ну, ты же у нас и стерва, Наталья! Понимаете, они поссорились с Юриком, и эта негодяйка решила его похоронить! Она устроила целый спектакль и всем нам расписала и дала в нем роли! И мы, как идиоты, играли эти роли, каждый свою: бабушка примчалась и спала у нее в ногах… — Ну, уж и в ногах! — пробурчала Наталья. — Молчи! Как ты могла так с нами поступить, Наталья? Меня из Испании выдернула… — А я тебя не звала! — И звать не надо было! Я, дура, сама примчалась утешать и поддерживать единственную сестру. Бабушку не пожалела, мать с отцом на уши поставила! Режиссерша сопливая! — С ума сойти! — воскликнула Надежда, хватаясь за щеки. — Так это был спектакль?! — Ну да! Наконец-то до вас дошло, — сказала Катя, села на стул и пододвинула к себе Наташкину пиццу. — Все мы ей подыгрывали в ее дурацком спектакле. А больше всех, конечно, Юрке досталось, ему вся школа проходу не давала: «Спи спокойно, бедный Юсуф!» — Стойте, девочки! Так, выходит, и сам Юрик про это знал? — спросил Артем. — Еще как знал! Ее подружки, такие же стервочки, объявили всему классу о гибели Юрика-Юсуфа и устроили ему показательные похороны. С цветами, венками и речами. — Как? — обалдело спросила Надежда. — Просто. Символические похороны у памятника Пржевальскому в Александровском саду. А перед тем они еще отпечатали на принтере траурные извещения и развесили по всей школе. В извещении было объявлено, что Юрий Ахатов сменил имя на Юсуфа и под этим именем его и хоронят. В назначенный час у памятника собрались безутешная подруга Юсуфа — вот она! — а с нею такие же безобразницы ее подружки, все до одной с букетиками, и целая толпа одноклассников и просто любопытных из их школы. Читали какие-то скорбные надгробные речи, причем некоторые даже в стихах. Наталья в черном стояла с черными розами наперевес и рыдала, а подруги ее утешали. Юрик речей не слышал, он издали, из-за деревьев подглядывал. Потом, когда все разошлись, он подошел и увидел: под мордой верблюда Пржевальского кучей лежат цветы, а сверху черные розы, перевязанные лентой, а на ленте надпись: «Спи с миром, бедный Юсуф». И это еще не все! С тех пор регулярно эта надпись на памятнике Пржевальскому повторяется — кто-то пишет ее мелом у ног верблюда. Интересно, кто бы это мог быть? — Ну, не одна я… — начала было Наталья, но Катерина на нее только глянула, и та примолкла. — И вот теперь, если вы спросите у ребятишек, играющих в Александровском саду: «Как зовут верблюда Пржевальского?» — они вам ответят четко и определенно: «Юсуф!» Вот такая вот история! — Закончив рассказ, Катерина принялась за пиццу. В кухне повисла тишина. Нарушила ее Надежда. — Наташа! Да как же ты могла такое сотворить, девочка? — спросила она сокрушенно. — С Юриком и со всеми нами? Наталья встала с места и пошла к дверям. У самых дверей кухни она обернулась и сказала проникновенно, горько и значительно: — Вам этого не понять! — А ну вернись! — крикнул отец и рванулся за нею, но Натальи уже и след простыл, только по коридору прозвучал топоток. — Сядь, сынок! — сказала Агния Львовна, и Артем послушно сел: собственно, он и не знал, зачем он хотел бежать за Натальей. — Весь дом на уши поставила, всех подруг и друзей подключила! Такое шоу устроила, негодяйка! — доев пиццу, снова закипела Катерина. — Да… Талант несомненный! — сказала Агния Львовна. — Катюша, ты что, бросила кормить Максимку грудью? — Нет. С чего ты взяла, бабулечка? — удивилась Катя. — В таком случае перестань волноваться, а то молоко сквасишь. — Ох, бабушка! Вечно ты Наташку защищаешь! — Я разве защищаю? Я ни слова в ее защиту еще не сказала. Я только отметила ее несомненную театральную одаренность, ее талант. — Мама, ну при чем тут ее таланты? — возразила Надежда. — Такое издевательство она над бедным мальчиком устроила! Заживо похоронила! Это же грех какой! — Не преувеличивай, Надюша, греха тут особого нет: хоронили-то они все-таки несуществующего Юсуфа, а не Юрика. — Ну а какая разница? Он же ислам принял и стал Юсуфом! — сказал Марк. — Да не принимал он никакого ислама! — засмеялась Агния Львовна. — Неужели вы не поняли, с какого боку тут ислам? — Нет. Ас какого он боку? — удивился Артем. — Она для того и перевела Юрика в ислам, чтобы мы за него не вздумали панихиды заказывать и записки за упокой подавать. — Ой, а ведь это похоже на правду! Жаль, я не догадалась его спросить, почему он вдруг Юсуфом стал! — воскликнула Катя. — Вот был бы ужас, если бы мы за него панихиды и сорокоусты заказывали! Ну это надо же, какая паршивка — все предусмотрела! — Предусмотрела… Но тут еще надо разобраться, может быть, есть и другая причина в этом Наташкином переводе Юрика в ислам. — Какая? — А та, с которой вообще началась вся эта история. Мы еще не выяснили вину самого Юрика. — Юрика? При чем тут Юрик? Чем же Юра-то виноват?! — возмутилась Надежда. — Столько лет дружили, и на тебе! Похоронила! — Под верблюдом! — уточнила Катя. — И черные розы сверху положила! — А давайте, мои дорогие, оставим пока Наталью в покое и выясним, что же все-таки произошло между нею и Юрием Ахатовым? — Она ни за что не скажет, — вздохнула Надежда. — Хотела бы — давно бы сказала хотя бы бабушке. А тебе, Катюша, Юрик не сказал, из-за чего они поссорились и почему Наташа так на него рассердилась? — Ну… Он в основном на нее жаловался, — сказала Катя и задумалась. — А, в самом деле, что ж он про себя-то ничего не сказал? Чем-то же он ее обидел, надо думать? — Одно из двух: либо он ни в чем своей вины не видит, либо вина эта так велика, что ему и сказать о ней стыдно, — сказала Агния Львовна. — Вон оно что! — протянул Артем. — Ну, если он всерьез Наташку обидел, я ему голову отвинчу! — И похоронишь под верблюдом Пржевальского! — сказала Катя, поднимаясь. — Ладно, вы тут сидите, пейте чай, а я поехала к Юрику! Я у него на всякий случай адрес и телефон догадалась взять. Надо эту историю до конца распутать, и я ее распутаю! Ох, бедные мои ноги… — Ты же на машине, — резонно заметила Агния Львовна. — Поезжай в тапочках! — Ты что, бабулечка? А вдруг меня гаишники остановят — как я выйду к ним в тапочках? Это как же я буду выглядеть? Да меня первый же гаишник по полной оштрафует, если я предстану перед ним в таком виде! — Может, лучше поехать мне и поговорить с ним как мужчина с мужчиной? — предложил Артем. — Нет, папа. У нас с ним вроде бы получился разговор по душам, ну так мне его и заканчивать. Вы Наташку без меня пока не трогайте, ладно? — Да не тронем, не тронем. Ей уж сегодня досталось! — успокоила ее Надежда. * * * Катя вернулась через полтора часа, веселая и довольная. — Ну что? — спросила Надя, впуская ее в прихожую. В дверях кухни стояли Агния Львовна и Артем. — Погодите, дайте разуться. Зовите нашу актрису, я ей покаянное письмо от Юрика привезла! — Вот так, значит? — спросил Артем. — Вот так, папа! И мало еще этому Юсуфу досталось от нашей Наташки. Конечно, такое шоу с похоронами под верблюдом никто другой бы не додумался устроить, кроме нашей паршивки, но он был наказан за дело! Молодец сестренка! — Где письмо? — спросила, подходя к сестре, подслушивавшая под дверью кухни Наталья. — На, держи! Прочтешь — приходи чай пить! Все обвинения с тебя снимаются! — А я никогда и не чувствовала себя виноватой! — нахально заявила Наташка, выхватывая из рук сестры письмо и ретируясь с ним в свою комнату. — Так в чем же там было дело? — спросила Агния Львовна, когда все уселись за кухонный стол. — Да, давайте-ка я вам быстренько расскажу, чтобы потом Наташку не смущать. Ну, про программу растления школьников под видом сексуального образования вам рассказывать не надо? — Лучше не надо! — сказала Надежда, содрогнувшись. — Короче, им внушают, что ранний секс — дело, так сказать, житейское и нормальное. Вот Юрик и решил, что им с Наташкой тоже пора это дело начинать. А Наташка, молодец, заявила ему, что, во-первых, не чувствует себя готовой начать взрослую жизнь женщины, а, во-вторых, собирается ее начинать только со своим венчанным мужем. Этот дурак разозлился и заявил, что в таком случае он знает девочек, которые не откажутся от таких отношений уже сейчас. Он еще и возревновал, дурачок, к этому будущему Наташкиному мужу и заявил ей: «У тебя еще когда-то будет муж, а я себе сейчас хоть пять жен могу завести! Не забывай, что я наполовину татарин!» Вот это он напрасно сказал. Наташка ему тут же заявила: «Заводи хоть целый гарем! Но помни, что в таком случае ты для меня умер!» И весь этот разговор был у них во время поездки за город. Они поссорились и ехали домой врозь, и по дороге Юрик начал демонстративно ухаживать за другими девочками. Наташка сидела в уголке вагона с подружками и плакала. Он это видел и радовался, дурак такой, что сумел ей досадить. Плохо он, оказывается, знал свою подружку детских лет! Тут как раз в поезде стоп-кран дернули — кто-то чуть не попал под электричку, но все обошлось. Поезд пошел дальше. Юрик думает, что именно в этот момент у Наташки сложился план отмщения, потому что она стала как-то уж очень театрально рыдать, а ее подружки начали безудержно хихикать, все время поглядывая на него. Он уже тогда заподозрил неладное, но чтобы такое! В общем, на другой день, пока эта хитрюга сидела дома и перед вами спектакли разыгрывала, подружки ее разыгрывали шоу в школе. На похороны половина школы сбежалась! Юрику потом месяц проходу не было, из других классов прибегали посмотреть на «верблюда Пржевальского», даже первоклашки приходили! Сначала он злился, а потом понял, что сам во всем виноват, и пытался с Наташкой помириться, заговаривал с нею, но она проходила мимо него, как мимо пустого места. — И правильно делала! — сказал Артем. — Так он раскаивается? — спросила Агния Львовна. — Еще как, бабулечка! Письмо-то у него, оказывается, еще с лета написано, и даже наполовину в стихах. А в прозе он мне сказал, что готов свой поганый язык отрезать и себе в одно место засунуть. — Хорошая казнь для охальников! — одобрила Агния Львовна. — Все бы ничего, только вот жаль бабулечку и моего отпуска прерванного! — вздохнула Катерина. — Ну что, простим негодницу? — спросила Надежда. — Придется! — сказал Артем. — Не девка, а огонь и ветер в одной юбке. — Но простим мы ее при одном условии! — сказала Агния Львовна. — Пусть уж и она теперь простит Юрика. Тут из-за двери выплыла подслушивавшая Наталья. — Юрку я, так и быть, раз уж все просят, прощу. Тем более что теперь у меня в руках документ о его раскаянии! — заявила она и потрясла толстым письмом. — Но Юсуфа — никогда! История пятая Лето начинается в Оринке
Уже с самого начала апреля начали поговаривать о даче. У Варвары Симеоновны и Лики Казимировны своих дач не было, но зато она была у семьи Пчелинцевых, а коли уж дружили семьями, и дружили давно, то и лето подружки с детства и до старости проводили вместе — на этой самой пчелинцевской даче в деревне Оринка. На самом деле Оринка — это было одно из старинных названии деревни Ириновка Всеволожского района под Петербургом. Когда-то здесь располагалась страна Ингрия, позднее шведами переименованная в Ингерманландию, потом она по Ништадтскому миру отошла к Российской империи. Деревня эта — одно из древнейших поселений Ингрии, ее знали еще варяги: на шведской карте 1580 года она обозначена как Вирингсланд, ее ингерманландское название было Мориаселка, позже обрусевшее в Марисельку, потом она стала называться Оринкой и так называлась до самого Петра Первого, а уже после стала Ириновкой. Деревня располагалась на так называемой «гриве» — одном из древних уступов, спускавшихся к Ладожскому озеру, а именно, Ириновской Гриве. Когда-то школьницы Варя, Лика и Агуня увлекались краеведением, они и раскопали в книгах старинную шведскую карту, узнали, что деревня Ириновка, оказывается, гораздо старше самого Петербурга! Из всех старинных ее названий им больше всего понравилось Оринка, и девочки так и стали звать свою любимую деревню. В школьном отделе Публичной библиотеки им помогли найти карту XVI века, на которой уже была обозначена деревня, правда под названием Вирингсланд. Более того, им даже сделали копию этой карты, что в те годы было делом строго подконтрольным и непростым, особенно когда это касалось карт! Девочки копию раскрасили акварелью и цветными карандашами, поместили в рамку и повесили на гостевой веранде на даче, причем в затененном углу — чтобы карта не выгорала. Внизу карты была надпись каллиграфическим почерком: «Страна Ингрия и село Оринка (Вирингсланд)». С годами карта не выгорела, только слегка пожелтела и потемнела и оттого стала выглядеть еще убедительней. Как же любили все трое дачу в Оринке! Они упрямо отказывались от путевок в пионерские или спортивные лагеря — Оринка и только Оринка! Девчонками они проводили в ней не только летние каникулы, но также зимние, весенние и даже осенние «непогодные каникулы» норовили прихватить. Пока они были детьми, с ними на дачу по очереди ездили родители. Потом девочки выросли, Агния и Варвара вышли замуж, и на дачу они ездили уже с собственными детьми, а еще позже стали брать в Оринку на все лето внучек Агнии Львовны и внуков Варвары Симеоновны. Но вот и внуки выросли, дача перестала их привлекать, а обоих внуков Варвары Симеоновны родители вскоре увезли за границу, в Германию, и лишь три подружки-старушки хранили ей верность. Выезд подруг на дачу был делом хлопотным и продолжительным. Сначала, в солнечный и теплый субботний день в последних числах апреля, на дачу с ревизией приехали Надежда, Катя и Марк. Надежда принялась хозяйничать в доме, а для Кати поставили на солнышке кресло и велели сидеть, дышать воздухом, загорать и ни во что не вмешиваться: ей оставалось меньше двух месяцев до родов. Марк переоделся в захваченный из дому спортивный костюм и первым делом придирчиво осмотрел дом, сад и «дворовые постройки», то есть туалет, дровяной сарай и колодец, на предмет срочного послезимнего ремонта. Постройки были в порядке, а вот вода в колодце Марку не понравилась, поскольку первым же ведром он зачерпнул огромную дохлую жужелицу. Он решил колодец почистить, а для этого надо было обратиться за помощью к соседям. Подъезжая к даче, он заметил, что перед домом напротив стоит голубая «Волга» — значит, Борис Николаевич тоже решил начать дачный сезон. Марк подошел к высоким, сваренным из железных прутьев воротам и позвал: — Борис Николаевич! Вы дома? Из-под машины показалась коротко стриженная седая голова соседа. — День добрый, Марк! Привез своих старушек? — Еще нет, но скоро привезу. Сначала дачу к их приезду надо подготовить. — Хорошее дело! — Борис Николаевич, у вас есть электрический насос? — Где-то был. А зачем он тебе? Поливать-то еще рано… — Хочу выкачать воду из колодца и почистить его… — Колодец? А зачем его чистить? Воду же зимой соседи и у вас, и у нас брали, так что она чистая. Естественный водообмен: одну воду черпают — другая прибывает. Я свой колодец никогда не чищу, а вода у нас всегда хорошая. Была б плохая, соседи бы колодцем не пользовались… — Ну, а я вот в своем колодце жужелицу дохлую ведром подцепил. — Подумаешь, жужелица! Я сегодня мышь утопшую вытащил — и то ничего: выбросил под куст и вся недолга. — Нет, я все же хочу свой колодец почистить… Так вы дадите мне насос? — Да ради Бога! Борис Николаевич извлек из-под машины свое длинное худощавое тело и пошел искать насос. Через полчаса он принес и насос на плотике, и длинный моток шланга. — Вот, держи! Еле нашел: насос под кроватью в мансарде оказался, а шланг почему-то в бане… Только зря ты это затеял, Марк! — Ну, я уже настроился… — А, ну тогда конечно! Настрой — великое дело! — И, вручив снаряжение Марку, Борис Николаевич снова полез под машину. Марк выкачал колодец чуть не досуха, а воду перекачал в дождевую бочку у крыльца — пригодится на хозяйственные нужды. К этому времени у Надежды сварилась привезенная из города картошка, они перекусили, и после обеда Катя прилегла отдохнуть, Надежда принялась греть на плитке воду для мытья полов, а Марк пошел по деревне искать работника на очистку колодезного дна: густой глинистый осадок мотор насоса уже не брал… Все мужское население Оринки в середине субботнего дня делилось на две категории: одни мужики были еще на работе, а другие были уже пьяны. Единственным трезвым и свободным ориновцем был Сергей Катасонов, Катасон по-местному: он мучился похмельем и тут же согласился на чистку колодца, но с условием — аванс немедленно! Марк по опыту знал, что в Ориновке деньги вперед не дают — не будет ни денег, ни работы, а потому от услуг Катасона на таких условиях отказался, решив чистить колодец самостоятельно, и снова пошел на поклон к соседу. — Борис Николаевич! — Слушаю, Марк! — Сосед выглянул из-под машины. — У вас была длинная лестница, можно ее одолжить? — Длинная лестница? Да вроде где-то была… А зачем она тебе? — Спущусь в колодец и почищу дно. — Так это же совсем не так делается! — Борис Николаевич вьюном выскользнул из-под машины и подошел к Марку, вытирая руки ветошкой. — Ты вот меня послушай! Надо достать гофрированный шланг широкого диаметра и купить специальную насадку на мотор. Прикрепляешь шланг к насосу, а к нижнему концу привязываешь шест и с помощью этого шеста водишь концом шланга по дну колодца; полчаса — и колодец чист! — А вы так уже делали? — Нет, но хочу попробовать. А то я прошлым летом доставал кошкой ведро, которое сестрица упустила — у нее каждое лето по три ведра срывается, — и вытащил я той кошкой старую калошу. Вот скажи мне, как она на дно колодца попала? Вроде и калош у нас никто давно не носит… В общем, вот что я тебе скажу, Марк! Ты сейчас это дело отложи, а я вот через неделю поеду на барахолку, кой-чего для машины прикупить надо, так заодно и поищу шланг нужного диаметра и насадку к нему. И сделаем все, как полагается! — Нет, Борис Николаевич, если вы мне дадите лестницу, так я уж попробую справиться сегодня. Не хочется мне это дело откладывать. — Ну, как знаешь! Пойду поищу лестницу, вроде где-то была, в прошлом году яблоки снимали. Через полчаса вернулся ни с чем. — Ни в сарае, ни на чердаке, ни у бани, ни в саду! Куда она могла подеваться? Надо у соседей спросить. Ты иди к Васильевым, а я к Ольге загляну. Лестницу нашли у соседей за три дома: оказалось, соседский сынок взял ее прямо из сада Бориса Николаевича, чтобы поставить на крышу новую антенну, а вернуть на место как-то позабыл. Что было в общем-то типично для ориновцев, и Марка не удивило. Марк взял лестницу и понес ее к своему колодцу. Черпак у Бориса Николаевича он уже не стал спрашивать: либо еще час уйдет на розыски, либо Борис Николаевич предложит ему приобрести какую-нибудь мини-землечерпалку. Немного пошарив в собственном сарае и ничего подходящего не обретя, он пошел на кухню к матери и конфисковал у нее половник, а заодно пригласил ее на помощь. Марк привязал к старому ведру веревку и один конец вручил матери, а сам спустился с ведром по лестнице в колодец и принялся выгребать собравшуюся на дне жижу. За какой-нибудь час колодец они с Надеждой вычистили, вычерпав из него ведер двадцать густой глинистой жижи, и под конец в углу колодца из-под большого камня, который Марк даже попытался выворотить ломом, но не сумел, только сдвинул с места, вдруг забил булькающий родничок. Марк вылез из колодца мокрый и продрогший, но ужасно довольный. Отмывшись и сменив одежду, он понес лестницу к Борису Николаевичу. Тот стоял, разглядывая что-то под раскрытым капотом, и задумчиво жевал бутерброд. — Борис Николаевич, спасибо за лестницу! — Ну что, вычистил колодец? — Вычистил. Родник забил! — Ну вот видишь, а ты спорил… — С этой странной репликой Борис Николаевич полез под машину. Марк спорить не стал. — Куда лестницу отнести? — спросил он. — А поставь к сараю! — отозвался из-под машины Борис Николаевич. Марк отнес лестницу и прислонил ее к крыше сарая. На обратном пути он спросил: — Борис Николаевич, а вы машину-то починили? А то мы вас отвезем в город! — Машину? А чего ее чинить — она в полном порядке! — Так вы же полдня под машиной провели! Я думал, у вас большой ремонт… — Да нет, это я так, профилактически… А домой — да, домой уже пора собираться, скоро шесть. Эх, а хорошо на даче весной! Славно провели денек! Марк с ним согласился. В следующее воскресенье Марк приехал на дачу с тещей: Надежда собиралась вымыть на даче окна, а он — разобраться с дровами для старушек на лето. Катю в этот раз с собой не взяли, потому что погода была ветреная и прохладная. Первым делом они затопили печь в единственной зимней комнате дома и открыли настежь все окна в комнатах и на обеих верандах. Дров в сарае оказалось примерно на треть меньше, чем было заготовлено с осени. — Костик опять попользовался! — покачал головой Марк. — Ну, не замерзать же ему было! — вступилась за дровяного воришку Надежда. — Да он летом маме грибами и ягодами отдаст, не беспокойся, Марк! — Если отдаст! — Обычно же отдает! — пожала плечами Надежда. — А старушкам нашим на лето дров хватит. — Это смотря какое будет лето! — резонно заметил Марк. — Ты ведь, кажется, собирался сухие сучья наконец-то с яблонь спилить, зятек? — Да надо бы… — Ну, вот тебе и дрова! Проблему топлива больше не обсуждали. — Натаскай-ка мне воды в дом! — распорядилась Надежда. — Так есть же вода в бочке… — Нет, мне нужна свежая, из колодца! Марк послушно отправился к колодцу. Воды в нем уже набралось достаточно, но она была мутноватой. «Ничего, к приезду бабулек вода в колодце отстоится, — подумал Марк. — Но надо набрать воды в бутылку и отдать ее на анализ». — Моя помощь в доме вам нужна, мам? — спросил Марк, принеся в бак, стоявший на веранде, последнее ведро воды. — Нет, ты мне тут только мешать будешь. — Ну, тогда я вскопаю грядки. Вы, кажется, что-то сажать собирались? — Собиралась и даже семена привезла. — А что сажать будете? — Ах, да ничего особенного — травки к столу, редиску и салат, чтобы свеженькие у них были, немножко морковки и свеклы. — А огурцы? — Ни в коем случае! |
|