«На реках Вавилонских» Елены Зелинской — история семьи, история века...
| + Показать | Что вы знаете об истории своей семьи, хотя бы конца 19- начала 20 века? Как и где храните фотографии и письма? Записали ли рассказы бабушек и дедушек? Что о наших семьях узнают наши дети? Наверное, это первая мысль, которая приходит по прочтении книги «На реках Вавилонских» Елены Зелинской.
«На реках Вавилонских» – это первой художественное произведение известного журналиста, теле- и радиоведущей, вице-президента «Медиасоюза». Автор отслеживает путь двух семей сквозь тяжелые испытания ХХ века. В романе нет почти ни одного вымышленного героя, и все события кропотливо и точно восстановлены по архивных документам. История семьи Елены Зелинской – это и настоящая, нелакированная история 20 века.
О новом романе мы беседуем с автором:
- Елена Константиновна, у книги «На реках Вавилонских» сложная структура – это и роман, и ваши заметки о поиске документов…
- В книге пересекаются четыре формата, четыре жанра.
Первый – это, собственно, художественный: персонажи – это литературные герои, с ними что-то происходит, они рассуждают, размышляют, думают.
Второй формат – это реконструкция истории: все события, все факты до единого взяты из реальных событий, из реальных документов. Каждое событие подкреплено архивными розысками.
Третий формат – это моё собственное присутствие: мои размышления, мои комментарии от первого лица, от лица меня сегодняшней.
И четвертая линия – это то, как я иду по следам истории. Сам факт работы по поиску документов превращался в целую загадочную, иногда мистическую историю и требовал осмысления.
Таким образом, эта книга являет из себя вот такой сложный жанр, я даже не могу точно подобрать название. Наверное, документально-художественная проза.
- Над романом вы работали четыре года, но масштаб проведенной работы поражает – это работа на несколько десятилетий!
Конечно, над книгой я работала не одна – очень помогали историки. На первом этапе я только направляла процесс, а основная архивная работа была на очень образованной и опытной Ирине Мулиной – петербургском историке.
- Можете рассказать про ту точку, которая стала толчком к написанию, когда вы поняли, что будете писать историю семьи?
- Всё началось только ради мамы: мне захотелось зафиксировать всё, что она мне много раз рассказывала. Позже я стала понимать, что знаю и то, чего мама не знает – от бабушки, с которой я прожила десять лет, во взрослом возрасте. Конечно, я ничего не запоминала, не записывала, не придавала значения. Но что-то оседало – значит, надо было все это объединить.
Толчок случился на митинге памяти жертв сталинского террора (хотя я не люблю название «сталинский террор», это – красный террор). Рядом со мной стояли владыка Феофан и Коля Сванидзе. Меня попросили выступить. На митинге стояли старики, те, кто, видимо, пережил этот террор, и совершенно невозможно было сфальшивить.
И вот какой произошел случай – у меня аллергия на холод – когда холодно – у меня текут слезы. То 30 октября было совершенно ледяным, а мы пришли в легких курточках. У меня полились слезы, и я думаю: «Боже мой, ведь сейчас все решат, что это меня так пробило. А камеры наверняка это схватят, потому что это же картинка». Так и вышло – потом дочка мне говорит: «Мама, подруги видели, как ты с каким-то батюшкой стояла на сцене и плакала». И вот тут меня уже пробило по-настоящему, утираю аллергические слезы на глазах и говорю: «Сейчас осознала, что в моей семье нет ни одной могилы!». Кроме моей покойной бабушки, которую мы похоронили, когда мне уже было восемь лет. У моей бабушки были братья, были дядья, были дедушки, у нас было огромное количество народу – и ни одной могилы. А ведь у меня дети растут, племянники… Как быть?
В тот день я поняла, что одну могилу я могу найти довольно быстро, потому что мой прадедушка, который стал главным героем этой книги, Михаил, умер в ссылке в Вологодской области. А Вологодская область вполне досягаема. А я ещё была в хороших отношениях с губернатором Вячеславом Позгалевым, обратилась к нему, и он мне помог. Кстати, мне не первой помог. Вологодская область – это страшное кладбище, место ссылок, лагерей, куда высылали лишенцев – многие искали там могилы своих родственников.
- Получилось найти кладбище?
Найти кладбище было непросто по ряду обстоятельств, которые, кстати, описаны в книге: были перепутаны документы. Но, в конце концов, мы нашли эту деревню, нашли этот бугорок в заброшенной части, где только была воткнута палка с дощечкой: 1937 год.
Поставили крест, попросили батюшку из ближайшего храма прочитать панихиду, сняли фильм на этой панихиде, чтобы показать маме, потому что моя мама уже не ездит.
И я почувствовала, что я выполнила какой-то очень важный долг в своей жизни. Я не знала своего прадеда, его погубили, когда ещё мама была маленькая, но оказывается, эта память во мне была.
После этого мы стали искать другие могилы, которые тоже оказались довольно близко под рукой на Пискаревском кладбище. И вот тут я поняла, что надо двигаться, искать. И книга написалась очень легко – словно меня что-то или Кто-то вел…
Когда я дошла до судьбы другого своего прадеда – Григория… Вы не поверите, последние месяцы его жизни я знаю по часам. Я объездила всю Украину, потому что он служил на Украине, воевал в первой мировой войне, воевал в Белой армии, был начальником Корниловского училища.
- Вы сказали о том, что с некоторыми фактами, документами были чудесные совершенно истории их обретения. Можете про какие-то из них рассказать?
- Да, один из таких случаев произошел на Украине. Там отношение к архивному делу совершенно другое, чем у нас: архивы все открыты, в полном доступе и ученым, и специалистам, и юристам, и родственникам. Приходи и работай над этими документами, изучай. Каким-то образом в киевском КГБ сохранились все дела, связанные с бойней, которую Бела Кун и Землячка устроили в Крыму. Оказывается, сохранились протоколы допросов тысяч и тысяч людей, которых они расстреляли и другим способом уничтожили в Крыму. Это сотни тысяч документов. Они сейчас изучаются киевскими юристами. Выходят книги, например, книга замечательного киевского юриста, прокурора Леонида Абраменко «Последняя обитель».
Представьте себе, я уже пишу книгу, работаю, мне помогают киевские историки, замечательный киевский историк Ярослав Тимченко. И в какой-то момент Ярослав присылает письмо: «Вы знаете, опубликованы новые списки погибших в Крыму, и я могу Вам прислать протокол, где упоминается имя Вашего прадеда». Он присылает мне этот документ, и там, в том числе, указан адрес, где он жил, в каком городе, как, в каких обстоятельствах. С копией этого документа я приезжаю в этот город, и в этом городе мне помогает тоже историк из местного краеведческого музея. Была сцена, как просто в античном театре (тем более, это был античный музей). Я показываю историку документ, он смотрит на адрес и говорит: «Я знаю этот дом. В этом доме жил почетный гражданин нашего города, который пятнадцать лет назад приехал ко мне и сказал – я должен Вам рассказать одну историю: когда я был мальчиком, в нашем доме жил офицер…»
Это что, не чудо?
***
Главный редактор журнала ИТОГИ Кирилл Дыбский о книге «На реках Вавилонских»:
Их благородие
История может стерпеть многое. И дураков, и дилетантов, и фальсификаторов, и борцов с ними. Она, сердешная, вытерпит даже сослагательное наклонение. Одного она простить не сможет, — короткой памяти. И мстит за это страшно – скорым и полным забвением.
В этом смысле роман Елены Зелинской «На реках Вавилонских» — очень искренняя и честная попытка нашу коллективную память продлить, дополнить, оживить.
Кто-то, изучавший историю по Акунину, наверняка поморщится. Ну, дескать, о чем она там пишет!?., Житие двух незнатных семейств, в один прекрасный момент породнившихся и рассеянных по белу свету войнами да смутами…
Чтож, действительно, герои «Рек» от Рюрика родства не вели, при европейских дворах не блистали, на троны и эшафоты не всходили. Таких, на Руси-матушке, тьмы и тьмы!.. Вот только, кто о них помнит? Сколько их, безвестных поручиков и пехотных штабс-капитанов посечены шашками в 1918-м!? Их родословными растапливали буржуйки в голодной и холодной Москве. Их «Владимиры с мечами» обменивались вдовами на муку в блокадном Ленинграде
И тем не менее, Лене Зелинской удалось невозможное, – бережно и одновременно ярко, выписать историю своих пращуров за последние 200 лет.
Она, словно художник-реставратор, воссоздала картину прошлого по кусочкам, по намекам, по штрихам, по отслоившимся чешуйкам. Там где требовалось, — отскоблила наслоения. Там где краски поблекли, – добавила цвета и жизни. В тех местах, где фрагменты утрачены – бережно дописала. Именно так восстанавливают старые холсты в ее любимом Питере.
И вот, заблестела, заискрилась, задышала история двух старинных и славных русских родов – Магдебургов и Савичей.
Тут есть все. Залпы наполеоновских мортир, и стрекот пулеметов «Максим». Дурманящий уют провинциального Нежина, и строгая отстраненность Петербурга. Витые аксельбанты, и потные гимнастерки набрякшие кровью. Двести лет российской истории бережно прошиты стежками имен, событий и дат, украшены кружевом живых диалогов и блестками семейных преданий. А поверх всего этого, словно андреевский крест — вера и верность, любовь и нежность…
Так, как написала свою книгу Лена, сегодня писать не принято. В ее романе нет тайных кодов, тамплиеров, ковчегов и прочих Граалей. Впрочем, миссия «Рек» предполагает нечто иное. Перелистнув последнюю страницу, я первым делом бросился искать на пыльных антресолях жестяную коробку с надписью «Тов-во Эйнемъ». В ней все, что осталось от истории моего рода: пожелтевшие фотографии, письма, зачитанные до дыр, да растрепанное Евангелие с «ятями» — без начала и конца. То самое, которым в безбожном 1934-м мою бабушку тайно благословила мать на брак с моим дедом – юным красным лейтенантом. В 41-м он безвестно сгинул где-то под Москвой. Боже мой, как мало знаю я, о своей семье, о своей стране, о себе…
Восстановлена одна нить, сможем ли мы хоть отчасти восстановить истории своих семей? Книга «На реках Вавилонских» – наверное, лучший стимул для этого.
Редакция портала "Православие и мир" | 24 сентября 2012 г.
|
|
