Ответ в темуСоздание новой темыСоздание опроса

> В лонг-лист "Большой книги"
 knigolub Пользователя сейчас нет на форуме
Отправлено: 18.04.2017 - 13:57:40 (post in topic: 1, link to post #785946)
Цитировать сообщение Цитировать выделенный текст


Gold
живу я здесь...
Group Icon
Профиль
Группа: Privileged
Сообщений: 16364
Поблагодарили: 75599
Ай-яй-юшек: 74
Штраф:(0%) -----

В лонг-лист "Большой книги" снова попали Пелевин и Сорокин, но есть и малоизвестные авторы

"Лампа Мафусаила, или крайняя битва чекистов с масонами" Виктора Пелевина, "Бабий ветер" Дины Рубиной, "Манарага" Владимира Сорокина и "Ленин. Пантократор солнечных пылинок" Льва Данилкина попали в длинный список премии "Большая книга", перечень опубликован на сайте премии.

Премия будет вручаться в 2017 году в 12-й раз. На ее соискание в этом сезоне было выдвинуто 203 книги и рукописи, сообщает РИА "Новости" со ссылкой на председателя совета экспертов премии Михаила Бутова.

"Насколько я помню, это получился самый короткий длинный список в истории "Большой книги". Он получился такой по разным причинам. Во-первых, ряд достаточно ярких книг не удовлетворили формальным правилам премии, это касается сборников рассказов, таких вещей. Во-вторых, вероятно, дело заключается в том, что некоторые авторы достаточно известные, именитые не выдержали конкуренции не то что с другими, но сами с собой, что отразилось на мнениях экспертов", - рассказал Бутов.

В длинный список на этот раз вошли 34 романа, помимо перечисленных стоит упомянуть "В Советском Союзе не было аддерола" Ольги Брейнингер, "Покидая Аркадию" Юрия Буйды, "Патриот" Андрея Рубанова, "Свидание с Квазимодо" Александра Мелихова.
"Что касается Пелевина, его надоело вставлять куда только можно, но эта книжка своего рода как-то попала под безумие времени, зацепила его лучше, чем пытались это сделать его предыдущие работы", - отметил Бутов. При этом, по его словам, в лонг-лист вошли больше авторов, чем в прошлые разы, имена которых не на слуху.

Национальная литературная премия "Большая книга" была учреждена в 2005 году "Центром поддержки отечественной словесности". Победитель получит 3 млн рублей, обладатель второй премии - 1,5 млн рублей, третьей премии - 1 млн рублей.

В 2016 году премию получил писатель Леонид Юзефович за роман "Зимняя дорога", второе место занял роман "Авиатор" Евгения Водолазкина. Третье место досталось "Лестнице Якова" Людмилы Улицкой.

Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей


 


--------------------
Удачи Вам
Неожиданная легкая удача часто причиняет человеку не меньше вреда, чем хроническое невезение.
Э. Севрус
PM
Bottom Top
 Поблагодарили за полезное сообщение: grul, AliBaba, CRIttER, logvin, olegbz, oskorobo
 logvin Пользователя сейчас нет на форуме
Отправлено: 18.04.2017 - 20:35:57 (post in topic: 2, link to post #785979)
Цитировать сообщение Цитировать выделенный текст


живу я здесь...
Group Icon
Профиль
Группа: Moderators
Сообщений: 9044
Поблагодарили: 30428
Ай-яй-юшек: 11
Штраф:(0%) -----

Цитата (knigolub @ 18.04.2017 - 13:57:40)

В длинный список на этот раз вошли 34 романа


18 апреля 2017 года в Доме-музее А.И. Герцена Национальная литературная премия «Большая книга» объявила имена полуфиналистов Двенадцатого сезона.

user posted image

Сергей Авилов. В.Н.Л. (Вера. Надежда.Любовь)
Ольга Брейнингер. В Советском Союзе не было аддерола
Юрий Буйда. Покидая Аркадию
Андрей Волос. Должник
Александр Генис. Обратный адрес
Михаил Гиголашвили. Тайный год
Лев Данилкин. Ленин. Пантократор солнечных пылинок
Дмитрий Данилов. Сидеть и смотреть
Ксения Драгунская. Колокольников-Подколокольный
Борис Евсеев. Казненный колокол
Олег Ермаков. Песнь Тунгуса
Шамиль Идиатуллин. Город Брежнев
Анна Козлова. F20
Владимир Кравченко. Не поворачивай головы. Просто поверь мне
Павел Крусанов. Железный пар
Виктория Лебедева. Без труб и барабанов
Игорь Малышев. Номах
Александр Мелихов. Свидание с Квазимодо
Вадим Месяц. Стриптиз на 115-й дороге
Дмитрий Новиков. Голомяное пламя
Виктор Пелевин. Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами
Александра Петрова. Аппендикс
Андрей Рубанов. Патриот
Дина Рубина. Бабий ветер
Алексей Сальников. Петровы в гриппе и вокруг него
Сергей Самсонов. Соколиный рубеж
Алексей Слаповский. Неизвестность
Владимир Сорокин. Манарага
Владимир Сотников. Улыбка Эммы
Анна Старобинец. Посмотри на него
Андрей Тавров. Клуб Элвиса Пресли
Сергей Шаргунов. Катаев: «Погоня за вечной весной»
Рукопись №85. Забытое слово
Рукопись № 150. Неистория

Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей


--------------------
Если Вы зарегистрированы на нашем форуме, то Вы читали Правила Форума и обязались их исполнять!

Если Вы их не исполняете - то не обижайтесь на действия модератора!
PMПисьмо на e-mail пользователю
Bottom Top
 Поблагодарили за полезное сообщение: grul, Iudushka, trya, olegbz, oskorobo
 logvin Пользователя сейчас нет на форуме
Отправлено: 6.12.2017 - 20:39:29 (post in topic: 3, link to post #805802)
Цитировать сообщение Цитировать выделенный текст


живу я здесь...
Group Icon
Профиль
Группа: Moderators
Сообщений: 9044
Поблагодарили: 30428
Ай-яй-юшек: 11
Штраф:(0%) -----

4 декабря 2017 года в 12.00 по московскому времени завершилось читательское голосование Национальной литературной премии «Большая книга».

Первое место заняла книга «Катаев. Погоня за вечной весной» Сергея Шаргунова.

На втором месте - «Ленин. Пантократор солнечных пылинок» Льва Данилкина.

На третьем – «Город Брежнев» Шамиля Идиатулина.


Выбрать свою большую книгу можно было на страницах читательских сервисов—партнеров премии:
Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей
.

«Список финалистов XII сезона подтвердил «ищущее» настроение современной литературы: она уходит от осмысления истории и разворачивается к современности. Пока идут поиски, на первый план выходит вневременной жанр биографии. И финалисты премии демонстрируют, что в нем есть свои новички и мэтры, большие книги которых пользователи сервиса прочли взахлеб», отмечает главный редактор проекта ReadRate Анастасия Ханина.

Победители читательского голосования будут награждены памятными статуэтками 12 декабря 2017 года на церемонии вручения Национальной литературной премии в Доме Пашкова. Тогда же мы узнаем фамилии лауреатов «Большой книги», которых определяет Литературная академия.

Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей


В cписке финалистов двенадцатого сезона:
Михаил Гиголашвили, «Тайный год»
Лев Данилкин, «Ленин. Пантократор солнечных пылинок»
Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»
Игорь Малышев, «Номах»
Виктор Пелевин, «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»
Андрей Рубанов, «Патриот»
Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»
Сергей Самсонов, «Соколиный рубеж»
Алексей Слаповский, «Неизвестность»
Сергей Шаргунов, «Катаев: Погоня за вечной весной»

Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей


--------------------
Если Вы зарегистрированы на нашем форуме, то Вы читали Правила Форума и обязались их исполнять!

Если Вы их не исполняете - то не обижайтесь на действия модератора!
PMПисьмо на e-mail пользователю
Bottom Top
 Поблагодарили за полезное сообщение: Iudushka
 logvin Пользователя сейчас нет на форуме
Отправлено: 6.12.2017 - 20:46:24 (post in topic: 4, link to post #805804)
Цитировать сообщение Цитировать выделенный текст


живу я здесь...
Group Icon
Профиль
Группа: Moderators
Сообщений: 9044
Поблагодарили: 30428
Ай-яй-юшек: 11
Штраф:(0%) -----

Цитата (logvin @ 6.12.2017 - 21:39:29)
Первое место заняла книга «Катаев. Погоня за вечной весной» Сергея Шаргунова.

Сильный одинокий дар

Когда писатель пишет о писателе - всегда интересно. В финале "Большой книги" "Катаев" Сергея Шаргунова.

user posted image

Биографические книги создаются по-разному. Кто-то берется, потому что герой - предмет научного интереса. Кто-то потому что так сложилось. А "Катаев"?

Сергей Шаргунов: По влюбленности, которая не проходит.

Ваша инициатива?

Сергей Шаргунов: Меня заказы не интересуют. Стало обидно, что нет полноценной, полнокровной книги о нем: Катаев писатель недооцененный и сегодня полузабытый. В советское время выходили лакированные монографии, его подавали только красным и правоверным, в постсоветское - появлялись скандальные версии, о нем рассказывали как об исключительно белом. Но по правде все сложнее, и, увы, не было серьезного исследования его огромной жизни, включая те самые драматические события… О том, что с ним проходило на самом деле, не знали даже ближайшие родственники - дети и жена. Катаев - это история века: отвага и страх, трагедии и взлеты, благородство и малодушие. И судьба человека, который хотел одного - хорошо писать, и умудрялся всегда. Захотелось узнать о нем, так мало изученном, все и рассказать предельно честно.

Насколько я знаю, уже были подступы к ЖЗЛ, Ира Лукьянова долго собирала материалы и готовила книгу о Катаеве.

Сергей Шаргунов: И не она одна! К Ире я отношусь с большой теплотой, мы с ней разговаривали, сверяли какие-то свои представления. Свою книгу она еще не написала, надеюсь, что напишет. Я благодарен всем, кто занимается нашей литературой двадцатого века. У меня к Валентину Петровичу есть еще и личное отношение.

Вы родились в 80-и, он умер в 86-м…

Сергей Шаргунов: Мама лично знала Катаева. Они жили в Лаврушинском переулке в одном писательском доме. Он дружил с моими предками, с бабушкой, с дедушкой. Много воспоминаний, в том числе и семейных. Благодарен его детям - тем самым Жене и Павлику из "Цветика-семицветика", внучке Тине… Особенно благодарен племяннице его второй жены, прекрасной Людмиле Коваленко, которая в свои 90 лет, поблескивая бриллиантом кольца, "подаренного Валей", и затягиваясь сигаретой, рассказывала, как он гулял с ней по нэпманской Москве, и верблюд на Страстном бульваре оплевал его с ног до головы, и он бежал по бульвару. Она предоставила мне уникальный материал, который есть в книге - это никогда не печатавшиеся письма Мандельштама, Зощенко, Олеши, Ильфа, Петрова... Поэтому мне было важно не солгать ни единой фразой, и не допустить ни единой неточности. Это достоверная история, но и, надеюсь, история увлекательная. ЖЗЛ, кроме всего прочего, это строгий жанр, хотя…

Без мистики, чувствую, не обошлось?

Сергей Шаргунов: Мне как-то приснился сон, будто бы я оказался в старой редакции "Юности". И в полумгле рассветной летаю под серыми плафонами, и вдруг сталкиваюсь с тенью Катаева, и он жилисто и тряско пожимает мне руку.

Вдохновляюще!

Сергей Шаргунов: Вообще, признаюсь вам, так втянулся, что уже стал как-то связывать свою судьбу с Катаевым. Перед принятием одного важного решения специально съездил на Новодевичье, с цветком, прямо на его могилу.

Ответил?

Сергей Шаргунов: Не берусь судить. В любом случае связь с Катаевым не прерывается после написания книги. Я мысленно продолжаю эту книгу писать, особенно во сне. Что-то добавлять, обдумывать. Например, связку Катаев - Набоков. Вспыхивают неожиданные переклички, появляются новые мысли. Так что книга на самом деле дополняется. Катаев не отпускает. Огромная жизнь, 90 лет. Огромный XX век, от Николая II до Горбачева. Жизнь, полная красок и событий. И волшебной литературы.

Катаев был такой... нетрадиционный, неканонический советский писатель, вроде и признанный, но всегда в тени.

Сергей Шаргунов: "Вездесущий затворник", сказал о нем Евтушенко. С одной стороны, он находился в эпицентре истории и литературы. Он был одним из главных людей, входил в руководящую пятерку Союза писателей, был главредом яркого журнала. Он был одним из популярнейших писателей, ключевых. Но при этом в самые лютые годы уклонялся от участия в травле, не составлял письма с требованием расправ, и вообще, держался на отдалении от власти. Хотя были и так сказать неблаговидные поступки, я пишу о них подробно, и вообще, главная задача книги - показать контекст, прорисовать не только героя, но и фон эпохи: литературный и общественный. Это не житие святого Валентина, не умалчиваю ни о чем, что можно посчитать отрицательным, но важно и то, что Катаев много помогал писателям - один из немногих деньгами Мандельштаму, хлопотал за арестованных...

Это отголоски метаний в Гражданскую?

Сергей Шаргунов: Он дважды был белым. И красным тоже. При реконструкции биографии становится понятно, что это не его стремление приспосабливаться, таковы были танцы истории. В Одессе власть менялась бесконечно. Он искренний человек, ушел из гимназии на фронт в Первую мировую добровольцем. Но когда все стало гибнуть и крошиться, он уже не хотел воевать. Прежде всего, он прирожденный писатель. И ключ к его участию в Гражданской войне - мобилизация. Это не он рвался - его просто забирали на фронт. Вы же помните дневники Муромцевой, воспоминания Бунина, когда и Багрицкий, и Олеша, и Катаев, после того как на недолгое время в 19-м красные отобрали у белых Одессу, выступали на литературных собраниях, и в этом был и азарт, и вера в передел мира. То время невозможно понять, исходя из каких-то шаблонных представлений. И больше того, такое поведение спасло ему жизнь потом, потому что когда он был в Одесской ЧК и ждал расстрела, вспомнилось то, как он выступал на тех литературных вечерах. И его избавитель и спаситель Яков Бельский просто помнил Катаева по этим выступлениям. Но да, был белогвардейский десант, и был бронепоезд "Новороссия", с которого офицер Катаев косил петлюровцев. И он бы отплыл с Иваном Буниным, со своим учителем в Константинополь, если бы его самого не скосил тиф.

Почему же все-таки недооцененный и полузабытый?

Сергей Шаргунов: Катаеву не могут простить его независимость. Главное - не эта искрометная биография, не эти войны, ранения, сражения. Не дружба с Есениным и Маяковским. Ни то, что он придумал фабулу "12 стульев". И даже не то, что он выпустил всех шестидесятников из журнала "Юность". Все дело в его удивительном сильном одиноком даре, который и был главным в его жизни. Он искренне хотел возиться с красками. Это писатель удивительный по пластике изображения, по умению подать предмет, вещь, человека. По своему тонкому и точному стилю. Прежде всего, художник. Он рисовал словами. И это основное в его судьбе. Поэтому в каком-то смысле он прожил все равно не свою жизнь. Потому что ему приходилось при любых перепадах атмосферного давления эпохи сосуществовать с ней.

"Прожить не свою жизнь" - в известной степени фигура речи. Человек всегда проживает свою жизнь. Мы не знаем, кем бы он стал в эмиграции.

Сергей Шаргунов: Да, фигура речи и загадочная фигура героя времени. Но он много раз об этом размышлял. Набоков, как рассказывал мне Евтушенко, сказал Белле Ахмадулиной: "А, может быть, мне надо было остаться. Вот я бы остался, жил бы здесь. Да, пускай я бы прошел через лагерь. Но вдруг бы я выжил и вышел совсем другим писателем? Какой бы опыт я вынес из всего этого?" И Катаев размышлял: "А каким бы стал я? Если бы я все-таки уплыл…" И, возможно, это тоже была бы не совсем своя жизнь, с лишениями… У него есть знаменитая повесть "Кубик" суперэстетская, где он - богатый и успешный господин-эмигрант: тоже вариант, учитывая его удивительную жизнестойкость. Катаева сложно оспорить как художника, и кто-то хотел бы поставить ему плохую отметку по поведению. Он не строил из себя святошу, был способен на эпатаж, иногда бравировал показным роскошеством и цинизмом, подчеркивая свою одинокость, но был точно не грешнее других. И, если огрублять, эстетика его волновала больше, чем проблематика.

Катаева замолчать невозможно. Его будут читать, потому что это превосходная проза
Искусство для искусства.

Сергей Шаргунов: Можно сказать и так. Музыка была ему важна. Он блистательно умел сочетать изобразительное и повествовательное. За эстетизм Катаеву доставалось сызмальства. Если почитать критику - почти не было хвалебных текстов. Им всегда были недовольны. Он лет с десяти начал печататься, но всегда получал по полной. И в последние годы ему доставалось, обвиняли в модернизме, в раскованности. В излишней свободе. "Вертер…", повесть о зверствах в Одессе в 1920-м, испугался печатать "Новый мир", но продавил катаевский покровитель Суслов. Повесть было запрещено обсуждать, по приказу Андропова не вышла ни одна рецензия, драматичная коллизия.

Что от него останется, кроме "Цветика-семицветика"?

Сергей Шаргунов: Провокационный во многом вопрос. Конечно, от Катаева останется его мовистская проза: "Святой клодец", "Алмазный мой венец", "Трава забвения", "Уже написан Вертер", "Сухой лиман", "Разбитая жизнь, или вошебный рог Оберона"... Но и рассказы, такие, как "Отец", "Отче наш", "Фиалка". На мой взгляд, будут возвращаться и к "Белеет парус одинокий", и к "Растратчикам", и не только… Его будут читать, потому что это превосходная проза. На мой взгляд, в плане красок и стилистики, и живописности, лучший советский писатель. Поэтому любой ценящий литературу человек не сможет пройти мимо. Катаева замолчать все равно невозможно. Более того, еще придет время большего внимания к Катаеву, и те, кто сейчас еще юн, мал, будут, подрастая, открывать эти книги, и удивляться.

Если родители и учителя их не открывали, то как дети откроют?

Сергей Шаргунов: Чувство прекрасного, и чувство ужасного, и музыка, она никуда не пропадает. Поэтому тот, кто любит хорошую литературу, тот и натолкнется на Катаева, и прочитает, и увидит. В том числе и не отпускавшую его сквозную тему - отсроченной казни. Ведь он был... однажды расстрелянный. Он снова и снова прокручивал этот сюжет, не мог избавиться от экзистенциального потрясения, связанного с несостоявшимся расстрелом. Возможно, истоки его отшельничества здесь.

"Мода на Катаева" - утопия?

Сергей Шаргунов: Катаев - бездонный мир. Это и Хлебников, живший у него в Мыльниковом переулке, и друг по "Гудку" Булгаков, чья сестра чуть не стала женой Катаева. Это Ильф и брат Петров, которых он, по сути, устроил в литературе. Он благодетель многих, включая Багрицкого, которого перетащил в Москву. Это Есенин, с которым они в хмельной товарищеской драке катились по крутой лестнице поэта Асеева. И Маяковский, который свой последний вечер провел у Катаева. Мандельштам, Пастернак, Бабель, Зощенко, Горький, Фадеев, Шолохов, Алексей Толстой, Шкловский, и, конечно, самый близкий друг, собрат-соперник Юрий Олеша… Евтушенко, Вознесенский, Аксенов и даже Валентин Распутин… После выхода "Алмазного венца" кто-то пытался обвинить автора в подтасовке событий или в фамильярности, но при внимательном и глубинном анализе, оказывается, что Катаев ничего не придумал. Получилось очаровательно-искристо, но с вызовом, шокировавшим многих.

Про современную литературу, не хочу сказать, тусовку, про современную литературную среду, обстановку кто-то "Алмазный венец" напишет?

Сергей Шаргунов: Хороший вопрос. Смотря кто, как говорится, доползет до того времени, когда они будут интересными. Может быть, Роман Сенчин, или Захар Прилепин, или Алиса Ганиева будут интересны читателям, спустя долгое время - какими мы были когда-то юными, как все общались, как познакомились, как потом нас метала жизнь?... Кто знает.

Когда пошли в политику, понимали, чем рискуете?

Сергей Шаргунов: Просто решил для себя, что буду независимым человеком, всегда буду поступать по совести. Главная моя задача - что-то делать для людей. Политика - слово пошлое. Я пытаюсь помогать людям, защищать бедных, униженных, оскорбленных, заключенных, тех, у кого отнимают последнее жилье, кого морозят, не включая отопление, лишают школ, больниц, библиотек, книжных магазинов… В разные времена были разные депутаты. На самом деле, был и парламент с Евтушенко и Беловым. Конечно, не хватает творческих и интеллектуальных людей рядом.

Новый опыт и новые сюжеты?

Сергей Шаргунов: Сюжеты приносят поездки в Сибирь. Может быть, появится прозаический текст, связанный с этими впечатлениями. Сам опыт депутатства отчасти кафкианский, проза из этого тоже уже появилась. Скоро выйдет новая книга.

Вопрос, который я задаю всем, связанный с круглой датой. У вас не возникает ощущения, что мы только и делаем, что разбираемся, подводим итоги, влезаем в чужие шкуры, а выводов не получается?

Сергей Шаргунов: Чем глубже изучаешь историю, тем сложнее картина, которая открывается. Та самая полифония, которая была так важна Пушкину, когда он писал историю пугачевского бунта, "Капитанскую дочку", где у всех своя правда. И у Петруши. И у родителей Маши. И у Пугачева. И у царицы. Только так можно воспринимать думающему и чувствующему человеку нашу историю. Через упрощение ни к чему не придешь.

Поэтому выводы невозможны?

Сергей Шаргунов: Во все времена надо стремиться к человеческому достоинству, к деланию добрых дел, и к тому, чтобы развивать тот талант, который у тебя есть. Урок судьбы Катаева - это и урок истории. Всего хватало. И темная камера, где его чуть не расстреляли, и зал в Кремле, где ему повесили "Золотую звезду". Я писал свою книгу, любя героя, но максимально беспристрастно. Сейчас в дефиците равновесие!.. Заходишь, например, в "Фейсбук" и столько оголтелости со всех сторон. Не знаю, от чего. От беспомощности, от бессилия или, наоборот, от беснования. Общество больно.

Безнадежно?

Сергей Шаргунов: Возможно взаимное врачевание. Людей может собирать устремленность в будущее, солидарность во взаимопомощи, понимание важности человеческих принципов. Хорошая литература и серьезные исследования - это тоже то, что всегда выше любой схватки.

А вообще, хочется ходить как Диоген, со свечой среди бела дня, и говорить: "Ищу человека". Настолько всем не хватает здравого смысла. И, кстати, самоиронии.

Самоиронии... тогда спрошу про "Цветик-Семицветик" - что загадаете?

Сергей Шаргунов: Чтобы сбылось, об этом нельзя рассказывать. Но - загадал, только что, разговаривая с вами.

Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей


--------------------
Если Вы зарегистрированы на нашем форуме, то Вы читали Правила Форума и обязались их исполнять!

Если Вы их не исполняете - то не обижайтесь на действия модератора!
PMПисьмо на e-mail пользователю
Bottom Top
 Поблагодарили за полезное сообщение: Iudushka
 logvin Пользователя сейчас нет на форуме
Отправлено: 6.12.2017 - 20:52:54 (post in topic: 5, link to post #805807)
Цитировать сообщение Цитировать выделенный текст


живу я здесь...
Group Icon
Профиль
Группа: Moderators
Сообщений: 9044
Поблагодарили: 30428
Ай-яй-юшек: 11
Штраф:(0%) -----

Цитата (logvin @ 6.12.2017 - 21:39:29)
В cписке финалистов двенадцатого сезона:
...
Алексей Слаповский, «Неизвестность»

Сто лет неизвестности

Алексей Слаповский сразу четко заявил о своих намерениях по отношению к знаковой дате. Подзаголовок его книги "Роман века 1917-2017" - это история четырех поколений семьи Смирновых. В судьбах героев "Неизвестности" - трагедии, обретения, парадоксы столетия.

user posted image

Сквозной вопрос всем финалистам премии "Большая книга" обычно задаю в конце разговора, но сейчас с него начнем: не возникает ли ощущение, что мы постоянно разбираемся с прошлым, подводим итоги, влезаем в шкуры, становимся на место... А сделать выводы все не получается.


Алексей Слаповский: Скажу нахально - в моей книге этот вывод есть. Пока есть у нас в людях импульс к развитию, желание движения, развития мы еще живы. Книга моя о том, как развивается человек в зависимости от того, насколько он сам этого хочет и, конечно, насколько позволяют условия. Мой вывод простой: если будем развиваться, выкарабкаемся из ситуации, которая, мне кажется, достаточно грустной.

Грустно - то, что происходит сейчас?

Алексей Слаповский: Да. Будем сильно сопротивляться развитию, можем в этом болоте еще больше увязнуть. Все то, что другим кажется во мне оппозиционным, построено на этом. Никакой я на самом деле не оппозиционер, вообще не раз называл себя либералом в ватнике. У меня контры не столько с властью, сколько с той косностью, с привычками, которые многих сейчас устраивают. Любезный мой народ устал и остыл. Ощущение, что всех все устраивает: с голоду не помираем, войны большой пока нет - оно как бы ничего. Да нет, плохо это.

Что плохо?

Алексей Слаповский: Прямо сходу начну про глобальные вещи сразу говорить. Уровень цивилизованности страны я определяю тем, насколько хорошо работают так называемые социальные лифты. Это то же самое развитие, о котором я талдычу, но в категории социально-экономической, что ли. Если их много, если они работают динамично, желательно вверх - все нормально. Когда начинаешь разбираться в этой самой метафоре, понимаешь, что входы в эти лифты и есть основное, что определяет облик социального строя. Иными словами, какую цену надо заплатить за то, чтобы в этот лифт войти, дотянуться до кнопки и подняться. И цену, конечно, не материальную, а в первую очередь, духовную, нравственную. Качество этих лифтов я всегда оцениваю по тому, насколько серьезные моральные издержки у человека при движении вверх.

Убивают душу или не убивают.

Алексей Слаповский: Жестко сказано, но - да, опустошают. Насколько человек вынужден лицемерить, унижаться для того, чтобы подняться. При советской власти, когда социальные лифты работали достаточно активно, тоже было много моральных издержек. На примере моего любимого папы, дай Бог ему здоровья, и мамы, дай Бог ей тоже здоровья.

Они саратовские, из крестьян, закончили сначала техникум, потом институт, папа в армии послужил, до офицерского звания дослужился, потом институт они заканчивали заочно оба, потому что появились уже двое детей - брат и я. Они двигались, двигались и закончили карьеру вполне успешно. Папа был заместителем руководителя областного управления сельского хозяйства по животноводству. Второй человек в области по парнокопытным. Мама - начальник районного управления сельского хозяйства. Не слабо. Для меня они пример: папа у меня был не взяточник. Такой чиновник-пролетарий. Он жил на одну зарплату. Единственное благо - когда ездил по селам, ему продавали мясо, яйца, масло по госцене и хорошего качества. Другие брали даром. При этом, конечно, папа должен был вступить в партию. Конечно, мама тоже. И другие компромиссы.

Он вспоминает многое, что видел, что ему казалось неправильным, но противостоять не мог, не в силах. Да, это цена, даром не давалось. А если вспомнить времена более дремучие - 30-е годы, скажем, подъем иногда искупался кровью, причем не собственной, а чужой.

В этом смысле, "Неизвестность" - роман про социальные лифты?

Алексей Слаповский: Звучит отпугивающе, но это правда.

И про то, что в разные времена под социальными лифтами предполагались разные вещи. Иногда социальный лифт - это просто способ выжить.

Алексей Слаповский: И это тоже. А еще книга о том, как растет человек. Все мои герои растут. Это вообще для меня всегда самое интересное, о чем бы я не писал, - это о том, как человек вырастает, как он пытается прыгнуть выше головы.

Куда?

Алексей Слаповский: Куда получится. При нашем благословенном социализме - куда позволят, куда показывает партия и правительство. Никогда не буду апологетом социализма, зная всю сумму ограничений, все это стоит очень серьезных душевных издержек и унижений. Я не смогу забыть, насколько это паскудно. Поэтому не верю в искренность и романтические побуждения карьеристов, когда за романтизм неплохо платят и получают социальные преимущества. У нас до сих пор самый надежный бизнес - быть чиновником. А это не развитие. Это тупик.

Признайтесь роман - к дате?

Алексей Слаповский: "Давным-давно, в 2017 году", - я написал в предисловии, а закончил книгу фразой: "Итак, недавно, в 1917 году…" Магия цифр есть. Я 1957 года рождения. Самому жутко, что от революции, которая, нам кажется, была так давно, до моего рождения прошло всего 40 лет. А мне сейчас - 60. Есть ощущение, что я всему этому современник, всем этим ста годам. То, что после 1917 года, с детства впитано, как свое, собственное, а до революции - до потопа, доисторическое. Тоже отчасти свое, но очень далекое.

Неизвестность - хорошо или плохо?

Алексей Слаповский: Я оптимистический фаталист. За углом с крыши может упасть на голову ледяная глыба, которую не сбил нерадивый дворник. За углом можно встретить девушку с отвратительным и прекрасным букетом желтых цветов - прямо от Булгакова. Неизвестность предполагает развитие. Нам неизвестность строить и жить помогает. Кстати, была идея назвать роман "Сто лет неизвестности"…

Было бы точнее...

Алексей Слаповский: …но я не захотел прямых ассоциаций. Очень уважаю Маркеса, но даже с ним сравниваться… Вернее, напрашиваться на сравнения - нет.

Сага о Смирновых, ограниченная столетним рубежом, в каком-то смысле каталог российских судеб XX века. Крестьянин-самородок, его жена из поволжских немцев, хрустальный комсомолец, ставший чекистом, женщина не самого строгого поведения, талантливый мальчик, ставший бы художником, если б не расстреляли как фальшивомонетчика, потому, что его дар иконописца оказался невостребованным… И другие - вроде бы типажи, но одновременно живые люди, у каждого из нас есть такие знакомые. И каждый старался выжить, так или иначе приспосабливаясь требованиям времени?

Алексей Слаповский: И выжить, но и себя сохранить. Они у меня все честными быть хотят. Под временем мы имеем в виду социальную атмосферу, да? Так вот. Если социальная атмосфера требует от человека подлости, значит, время подлое. Если требует лицемерия - лицемерное. Если требует показного верноподданичества… Ну, и так далее.

Каталог типажей и судеб? Такую задачу не ставил. Все проистекает из моей личной биографии и воображения. Были моменты, когда чувствовал перевоплощение, я был каждым из моих героев. Когда Смирнов-старший, полуграмотный крестьянин, лишившийся на войне руки, начал вести дневник, ему вдруг захотелось стихов, и они пошли. Искренние, и никто из известных мне читателей не заподозрил имитации. Кто писал? Мне казалось - он диктовал, мой герой. А я записывал. В книге нет насилия над материалом, нет пародий. Все от души, на чистом сливочном...

На чистом сливочном - отличный критерий для литературы.

Алексей Слаповский: Я все детство в деревне провел. И я знаю, что такое настоящее масло. Возможно, "Неизвестность" - каталог, энциклопедия. Важно, что она не придумана, я выбрал то, что знал, если не по фактам, то знал… кровью. Кровью чувствовал, что не совру.

Один из персонажей говорит: нельзя работать там, где людей гнут.

Алексей Слаповский: Лет в девять мне попалась одна из первых книг о лагерях. Не помню автора. Я там наткнулся на несколько сцен того, как унижают людей, причем с ужасом обнаружил, что унижают их от лица коммунизма. На меня это так подействовало, что я абсолютно осознанно, без личных причин возненавидел товарища Сталина. Продолжаю его ненавидеть, спокойно, холодно, до сих пор.

В романе шесть частей, выстроенных в хронологической последовательности. Все они жанрово и стилистически разные, каждая - рассказ от первого лица одного из Смирновых. Герой самой большой главы Виктор - это Алексей Слаповский?

Алексей Слаповский: В довольно большой степени. Но все-таки, во-первых, я лучше. Он художник, который вынужден заниматься рекламой, и он, в принципе, с этим смирился. Смирился, что не получился из него большой художник. Это точно не я. Даже если тысяча человек скажет, что я фиговый писатель, все равно никогда этому не поверю. На самом деле, я бы не согласился с участью Сальери.

Музыканты считают Сальери очень приличным композитором.

Алексей Слаповский: А мне мало быть приличным. Для меня это звучит оскорбительно. Амбиции, да. Или - профессиональная ненасытность. Я бы не смирился с тем, что не могу сделать что-то интересное, важное, достойное. Я бы на месте своего героя либо бросил рекламу, либо что-то кардинально поменял в жизни. Начал бы с нуля, взялся за новое дело. Тут мы с ним разные - я все время что-то начинаю - роман, сценарий, повесть, пьесу.... У меня даже есть что-то вроде собственной поговорки: "Уже пора начинать заканчивать, а я никак не закончу начинать". Поэтому меня мало волнует критика. Люди пишут про текст, который для меня в прошлом, а я уже в новом, и мне интересно только это. И всегда ощущение, что опять заново учусь писать. Опять заново.

Код
Доступно только для зарегистрированных пользователей


--------------------
Если Вы зарегистрированы на нашем форуме, то Вы читали Правила Форума и обязались их исполнять!

Если Вы их не исполняете - то не обижайтесь на действия модератора!
PMПисьмо на e-mail пользователю
Bottom Top
 Поблагодарили за полезное сообщение: Lona



1 Пользователей читают эту тему (1 Гостей и 0 Скрытых Пользователей)
0 Пользователей:

Опции темы Ответ в темуСоздание новой темыСоздание опроса
 
  


Анклавы Клуба в социальных сетях:
Клуб любителей Аудиокниг - Твиттер  Клуб на ФейсБук  Клуб любителей Аудиокниг - наш канал на YouTube  Канал Клуба Любителей Аудиокниг в Телеграм